— Этот человек, — начала она храбро, но голос
сорвался — следствие недолеченной простуды. Рядом, заглушая ее слова, залаяла
собака. Приближался охранник, держа рвущегося с поводка пса. Она не даст
заткнуть себе рот. Подстегиваемая отчаянием, она начала снова:
— Этот человек... — На сей раз вышло громче.
Собака, на счастье, умолкла. Те двое, что явились с ней, нетерпеливо ожидали
продолжения. Сейчас она пожалела, что не рассказала им все сразу, рассчитывая
на более сильный эффект от своих слов на месте. Ну давай же, говори!
— Этот человек ответственен за то...
Прежде чем ее губы успели произнести следующие
слова, их запечатал чужой жесткий рот. Алису закружило, понесло. Данте
Д'Акьюани накинулся на нее, обхватил сильными руками, приподнимая в воздух,
прижимая к груди. Что происходит, она понять не могла.
Его запах... терпкий и горячий. Ощущение его
груди... упругой, жесткой. И твердые губы. Изучающие, проникающие глубже.
Внезапно она перестала вообще что-либо соображать, она таяла, теряя контроль
над собой. Кто-то здесь определенно сходит с ума.
Данте поднял голову, и перед глазами все закружилось.
Сейчас, глядя в ее лицо, исцарапанное там, где ее задели шипы, сквозь которые
она продиралась, он не мог понять причин, заставивших его поступить так, как
он поступил. Большущие глаза изумленно смотрели на него, ресницы слиплись и
оттого казались еще роскошнее. Губы пухлые, розовые. Дрожащие. Все ее тело
дрожало, руки упирались ему в грудь. Откуда она взялась?
Охранник что-то выкрикнул, и Данте очнулся.
Понял, что держит эту женщину приподнятой над землей, прижатой к груди, и резко
опустил вниз, почти бросил, вынужденный признать тот факт, что возбужден до
предела.
Он сознавал, что, как бы ему ни хотелось отбросить
эту незнакомку назад, в компанию к папарацци, что-то более сильное его
удерживает. Не мог он и разумно истолковать инстинкт, заставивший его заткнуть
ей рот таким вот образом.
Охранник выдвинулся вперед, ухватил обоих
папарацци за шкирку, легко приподнял. Репортер кричал:
— Мистер Д'Акьюани, незадолго до того вас
видели с Александрой Маччи! Что это значит? Не хотите ли сообщить, кто ваша
новая девушка? Выяснить будет нетрудно...
Без комментариев! — хотелось рявкнуть Данте,
но по неведомой ему причине он промолчал, понимая единственное: эту женщину
отпускать нельзя, потому что она — темная лошадка. Упрямство, с которым она его
преследует, подтверждает, что просто отмахнуться от нее не получится. Следует
окончательно прояснить ее намерения. Кроме того, сейчас ему необходимо
полностью исключить всякое нежелательное внимание прессы. Что, собственно, с
ним такое?
Охранник, конечно, конфискует камеру, но при
современных технологиях нельзя быть уверенным, что назавтра снимок этого
поцелуя не окажется в газетах.
Ты и так целовал ее перед всеми, им не нужна
фотография... — промелькнуло в мозгу.
— Подожди, — голос Данте сорвался. Охранник
оглянулся.
Алиса глядела на все словно сквозь стекло. Его
поцелуй — если это можно так назвать — отравил ей кровь, мозг, лишил ее
способности говорить и что-либо делать. Оставалось лишь беспомощно стоять
прижатой к боку Данте. А тот вкрадчиво улыбнулся:
— Боюсь, что ситуация очень банальна. Вы
послужили орудием любви. Я действительно виделся недавно с Александрой. Желая
заставить тебя ревновать. — Он взглянул вниз на Алису, взял ее за руку. Стиснул
так, что ее рука побелела. Для зрителей жест должен был казаться нежным — он
коснулся губами тыльной стороны ее ладони. — И преуспел.
Рот репортера открылся — видимо, он не ожидал,
что Алиса может заинтересовать такого, как Данте. Алиса и сама так полагала.
С такими способностями Данте только в кино
сниматься. Изображая нежное внимание перед публикой, он одновременно ухитрялся
смотреть на Алису с отвращением.
Репортер крикнул:
— Откуда она взялась?
— Могу я иметь секреты? Или вы считаете, что
можно строить серьезные отношения на виду у всех?
Алиса оглушенно соображала, как будет выпутываться
из заварившейся каши.
Данте же тихо ненавидел ее. Как она посмела
влезть в его жизнь? Загнать его в ловушку? Но улыбка его оставалась
вежливо-холодной.
— Не стоит добавлять, что это последний раз,
когда я спускаю вам нарушение границ моих владений. В следующий раз не
надейтесь так легко отделаться. — Он прижал к себе Алису. — Радуйтесь, что
любовь делает меня великодушным.
С этим напутствием репортер и его напарник
были выпровожены на дорогу. Ноги Алисы отказывались ее держать. Как глупо было
полагать, что это сойдет ей с рук. Разве что ей очень, очень сильно повезет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Но уж везучей Алиса себя не чувствовала.
Голова не переставала кружиться, а Данте меж тем отдернул от нее руки, словно
она была заразной.
— Заходите в дом.
Он сделал к ней шаг, и она отпрянула. Неизвестно,
что на уме у этого человека. Вид его, во всяком случае, внушает страх.
— Попрошу без шума, леди. Внутрь. Немедленно.
На ватных ногах Алиса вошла в дверь. Заметила
стул и плюхнулась на него, всерьез опасаясь, что упадет.
— Встать. Разве я разрешил садиться?
Алиса подняла глаза, лицо ее побледнело еще
больше.
— Пожалуйста... я...
Данте подался вперед, стащил ее со стула. Две
большие руки держали ее, как тряпичную куклу. Она и чувствовала себя тряпичной
куклой.
— Как ты посмела? Как ты посмела сунуться на
мое личное пространство, притащить с собой этих негодяев?
Всматриваясь сейчас в лицо Данте, Алиса не
находила его более красивым — настолько исказил его гнев. И извлекла из
неведомых внутренних ресурсов собственный гнев. Где он прятался до того, одному
богу известно.
— А вот и посмела, мистер Д'Акьюани. Потому
что кое-кто, кого я люблю, лежит сейчас в больнице и очень нуждается в помощи.
Помощи, которую я дать не могу. Как мне ни противно приходить сюда и общаться с
таким аморальным типом, как вы, выбора у меня нет. — Горечь переполняла ее. —
Поверьте, лазить через заборы и продираться через колючие кусты — не самое
лучшее, на мой вкус, развлечение. Если припомните, я пыталась достучаться до
вас на прошлой неделе, но слушать вы не пожелали.
— Делать мне нечего, кроме как слушать всякую
чушь, — огрызнулся он.
Алиса вспомнила панику, руководившую всеми ее
действиями, страх при встрече с ним. Но останавливаться нельзя. И быть
воспитанной ей непозволительно. Она попыталась говорить спокойно:
— Я пробовала договориться о встрече с вами,
только без толку. Легче добиться аудиенции у папы римского.