Ободренная таким образом, я отправилась домой, с облегчением
подумав, что сегодня моя судьба вряд ли решится. Я покинула Лилькин кабинет, а
также здание, где он размещался, и направилась в сторону кафе, на ходу заглянув
в кошелек. Его содержимое меня озадачило. Два дня назад Максим выдал мне тысячу
(уже четвертую в этом месяце, знай об этом Лилька, она непременно бы меня
убила, но она, слава богу, не знала), но эта самая тысяча каким-то непостижимым
образом опять испарилась. Я попыталась вспомнить, что я купила: тапочки, лак
для ногтей, шапочку для душа (она оказалась не очень удобной, хотя шла мне
необыкновенно), сухой корм для Ромео и два килограмма мяса ему же. Больше я
ничего не покупала… как будто. «Придется опять звонить Максиму, —
опечалилась я, вздохнула и с горя съела пирожное и выпила молочный коктейль,
хотя сидела на диете и строго-настрого запретила себе сладкое. — Максим
прав, — думала я при этом с грустью. — Я кактус. И Лилька права: у
меня нет характера, есть только дурные привычки. Я ни на что не годное,
никчемное создание». Через полчаса мне стало так жаль себя, что пришлось
покинуть кафе, дабы не расплакаться.
Я брела по улице и чувствовала себя бесконечно одинокой.
Ноги сами собой вынесли меня к «губернаторскому» дому, и я буквально зарыдала,
так мне стало жалко себя, а потом взяла такси и поехала к мужу в офис.
По дороге я смогла успокоиться, перестала вздыхать, а затем
разозлилась на себя: следов безутешных рыданий в лице не наблюдалось, но и
косметики практически не осталось, она вся была на платке. Приводить себя в
порядок рядом с совершенно незнакомым мужчиной я сочла неуместным, а появляться
в офисе мужа в таком плачевном виде — тем более. Поэтому на половине дороги я
неожиданно передумала и отправилась домой, где выпила чаю, подкрасилась и
только тогда поехала к мужу, но за это время мне в голову успело прийти столько
разных мыслей, что я забыла, по какой такой нужде я к нему собиралась, и
поэтому я, конечно, разозлилась.
В приемной сидела секретарша. Я подумала, что это место
могло бы принадлежать мне, и с удовлетворением решила, что выглядела бы гораздо
лучше этого бледного создания с неопределенного цвета волосами. Девушка хмуро
посмотрела в направлении двери и тут же расцвела в улыбке.
— Здравствуйте, — пропела она, и я пропела в
ответ:
— Добрый день.
— Максим Сергеевич один, проходите, пожалуйста.
— Спасибо, — скривилась я, можно подумать, если б
муж был не один, я бы осталась сидеть в приемной.
Я вошла и кашлянула, а муж поднял голову от каких-то бумаг
на столе.
— Привет, — сказала я и на всякий случай
нахмурилась. Он поднялся, подошел, обнял меня за плечи и поцеловал, правда,
вполне невинно, то есть по-братски. После чего усадил в кресло и сам
пристроился рядом.
— Очень рад тебя видеть, — наконец изрек он.
— У меня почему-то кончились деньги, — вздохнула
я. — Просто напасть какая-то. Только-только были в кошельке и раз… куда-то
улетучились, я даже не знаю куда…
— Бог с ними, — сказал Максим. — Я рад, что
ты пришла. Хочешь, куда-нибудь съездим? А можем просто погулять в парке.
Сегодня хорошая погода. А потом прокатимся по магазинам.
— Я не хочу по магазинам, — запротестовала я,
заподозрив мужа в намерении дать мне взятку.
— Хорошо, в магазины не поедем. Знаешь, я очень
скучаю, — сказал он, а я вздохнула:
— Я тоже скучаю.
— По-моему, это глупо, — заметил Максим. — Я
имею в виду скучать друг без друга, когда мы можем быть вместе.
— Ты… — нахмурилась я, но он меня перебил:
— Я знаю, что не понимал тебя. Я сожалею и приложу все
старания… и мне больше в голову не придет сравнивать тебя… я имею в виду,
говорить всякие глупости.
Я замерла, боясь, что он произнесет дурацкое слово и все
испортит, но у Максима хватило ума вовремя прикусить язык, я перевела дух, и мы
отправились в парк.
Муж был настоящей душкой, и я совсем уже решила к нему
вернуться, но тут у него в кармане ожил сотовый, и я совершенно отчетливо услышала,
как эта мегера из приемной назвала его Максимом. С какой стати, если для нее он
Максим Сергеевич? Выяснению этого обстоятельства я и собиралась посвятить
оставшееся время, а муж в очередной раз продемонстрировал все коварство своей
натуры: во-первых, он нагло утверждал, что она сказала «Максим Сергеевич», а
во-вторых, что у него важный разговор, именно им он и намерен заняться, а не
выслушивать всякую чепуху.
Я смерила его ледяным взглядом и отправилась в сторону
стоянки такси, муж бросился следом и хватал меня за руки, но делать это,
одновременно разговаривая по телефону, было все-таки неудобно, и я смогла
загрузиться в машину, вторично наградив его ледяным взглядом. Мне стало
совершенно ясно: мы не подходим друг другу.
Размышляя об этом, я смотрела в окно и не заметила, как
очутилась возле подъезда своего недавно приобретенного жилища. Расплатилась,
вышла и в который раз с недоумением воззрилась на совершенно нелепое
сооружение. Дом был старым, ветхим, облезлым, а еще здесь водились тараканы. Это
было мне доподлинно известно, потому что три дня назад я ходила к соседям за
молотком, когда у меня свалилась со стены Нефертити, и лично видела таракана,
который расположился прямо над выключателем. С перепугу я забыла, зачем пришла,
и попросила соли. Соль мне дали, но я сразу же выбросила ее в форточку, боясь,
что в соли могут оказаться тараканьи яйца, или чем они там размножаются.
Надо сказать, что квартиру я не видела до самого своего
заселения сюда. Квартирный вопрос решала Лилька и решила по своему разумению.
Максим категорически возражал, что послужило веским аргументом «за», в
результате мы победили, и я сюда въехала. Конечно, лучше бы мне этого не
делать. Лилька хотела, чтобы у меня был стимул. Не знаю, что конкретно она
имела в виду, у меня же, лишь только я переступила порог, было одно желание:
сиюминутно скончаться. Однокомнатная «хрущевка», где кухня вовсе не была
кухней, а прихожая прихожей. Я и одна там не смогла бы разместиться, а мои вещи
— тем более. В квартире в рекордные сроки сделали ремонт, но выглядеть лучше
она не стала. Ко всему прочему, находилось это чудо на пятом этаже, а так как
было их всего пять, лифт отсутствовал.