— О боже! — простонал муж. — Я тебя умоляю…
не можешь ты из-за такой чепухи… в конце концов, кактус очень миленькое
растение… и вообще…
— Я подала на развод, — ядовито сообщила я, а
Максим, чертыхаясь, не приняв душ и не побрившись, отбыл на свою работу, после
чего я покинула ванную.
Родители приняли сторону супруга (подозреваю, с целью от
меня избавиться), Максим продолжал свои настойчивые увещевания, и жизнь в доме
родителей вскоре сделалась совершенно невыносимой.
На помощь мне, как всегда, пришла Лилька. У нее был
громадный опыт разводов с мужьями, и она сразу же с головой окунулась в мои
проблемы. Я переехала к ней, из квартиры выходила крайне неохотно и всегда в
сопровождении Лильки и ее друзей, у Максима теперь не было никаких шансов со
мной встретиться. В отместку он безобразно вел себя у судьи, трижды назвав меня
избалованной, дважды «не отдающей себе отчета в своих действиях» и один раз
«ребячливой», а в заключение заявил, что никогда со мной не разведется. Мне
предложили все как следует обдумать, дав на это месяц.
— Он сунул им взятку! — рычала Лилька в коридоре
суда и сверкала глазами.
Максим изловчился перехватить меня возле машины и сказал
очень серьезно:
— Кончай дурить, а? Клянусь, я больше никогда не назову
тебя кактусом.
Это отвратительное слово вызвало во мне прилив ненависти, а
глагол «дурить» сильнейшую обиду, я сдвинула брови и со всей ответственностью
заявила:
— Ты меня никогда не понимал, — после чего
устроилась в Лилькином «Фольксвагене» и отбыла, ни разу не взглянув в сторону
супруга. Максим продолжал попытки встретиться со мной, чтобы обсудить проблему.
Никакой проблемы я не видела и ничегошеньки обсуждать не хотела. Супруг очень
быстро смекнул, что, если я буду жить у подруги, шансы видеться со мной равны
нулю. В один прекрасный вечер он заявился к Лильке и, слегка сдвинув ее в
сторону, прокричал в недра квартиры, рассчитывая, что я его услышу:
— Ты имеешь право на жилплощадь! Разумеется, я имела
право, оттого незамедлительно выплыла в прихожую, а Максим повторил:
— Ты имеешь право на половину дома.
— Да, — кивнула я головкой и торопливо добавила:
— Только мне от тебя ничего не надо.
— Я не могу жить сразу на трех этажах, когда ты ютишься
у подруг.
У Лильки я вовсе не ютилась, жила она одна, а квартира
насчитывала четыре комнаты общей площадью сто двадцать квадратных метров, но
спорить я не стала и взглянула на супруга с интересом. Лилька, немного подумав,
решила впустить его в прихожую. Максим посмотрел на нее сурово, перевел взгляд
на меня, заметно подобрел и предложил:
— Может быть, мы где-нибудь поужинаем и обсудим этот
вопрос?
Ужинать с Максимом я не собиралась, очень хорошо зная, чем
может закончиться этот ужин, подумала немного, широко улыбнулась и осчастливила
его:
— Хорошо. Только Лилька поедет с нами.
Муж тяжело вздохнул, а Лилька скорчила в ответ злобную
гримасу, хохотнула, победно вскинула голову и уплыла переодеваться.
Воспользовавшись моей беззащитностью, муж тут же ухватил
меня за руку и невнятно пробормотал:
— Я тебя люблю. И не вздумай сказать, что ты меня —
нет. Ни за что не поверю, это все глупость и притворство.
— Конечно, — усмехнулась я. — Глупость, что
же еще? А я сама — кактус.
— О господи, — начал он скулить сквозь зубы,
получалось довольно забавно. — Угораздило же брякнуть такое…
— Вот-вот, — поддержала я его. Он сжал мою руку с
большим рвением, возвел очи к потолку и только собрался сказать что-нибудь в
высшей степени впечатляющее, как в прихожей возникла Лилька, Максим скривился,
опустил глазки и обреченно проронил:
— Поехали.
Ужин удался на славу, бирюзовое платье шло мне
необыкновенно, любимые пирожные таяли во рту, Лилька трещала как заведенная,
что позволяло совершенно не следить за разговором: вставить слово мне все равно
не дадут. И вот тут Максим сказал:
— Продадим дом, а деньги разделим. Сообразив, что он
такое заявил, я довольно отчетливо икнула, выпучила глаза и, кажется,
остолбенела.
— Как это продадим? — пролепетала я где-то через
минуту, Максим пил кофе, а Лилька безуспешно пыталась вернуть отпавшую челюсть
на ее законное место.
— Как продать? — через минуту смогла спросить и
она, после чего мы с отчаянием переглянулись.
— Очень просто, — пожал муж плечами. — Зачем
мне этот дом, если я живу один? Кстати, я уже неделю ночую в гостинице. Дом
навевает грустные мысли, мне тяжело в родных стенах, где все напоминает о
любви, которой я лишился.
— Ты сам виноват, — насторожилась я.
— Возможно, но жить в этом доме я не собираюсь. Хочешь
— живи ты.
Я нахмурилась, уловив в его словах намек на хитрость. Наш
дом мне очень даже нравился, и продавать его я не собиралась. Он располагался в
самом центре города, но в тихом переулке, и вдобавок ко всему имел свой, хотя и
небольшой, зато самый настоящий парк. Метрах в двухстах от нашего дома
находилась церковь восемнадцатого века, необыкновенно красивая, и дважды в день
я могла наслаждаться колокольным звоном (что было весьма благотворно для моей
души). Считалось, что в прошлом веке дом этот принадлежал губернатору, человеку
образованному и не чуждому культуры, оттого дом мог похвастать редким
сочетанием красоты, вкуса и благородства, который придает подобным строениям
солидный возраст. Конечно, внутри дом совершенно переделали, но все равно
складывалось ощущение, что живешь во дворце, а в городе мой дом так и называли
— «губернаторский». Он стоил безумных денег, интриг, сплетен и завистливых
взглядов, и вдруг: продать. Это что же вообще такое? Именно этот вопрос я и
задала Максиму.
— Я же объяснил, — пожал он плечами. — Я не
могу жить в этой громадине, когда ты теснишься у подруги.
— Я не буду тесниться, — пролепетала я.
— Тогда возвращайся и живи, где тебе положено.
— А ты?
— А я буду ночевать в гостинице.
— Тогда я не смогу тесниться, то есть жить, в то время
как ты…
— Мы можем жить там вместе. Не забывай, что в доме два
входа, мы даже никогда не встретимся.
Пока я обдумывала, как сказать «да» с минимальным ущербом
для своей гордости, Лилька рявкнула: