Пробуждение Рафаэля - читать онлайн книгу. Автор: Лесли Форбс cтр.№ 78

Его попытка поднять ей настроение не возымела успеха.

— У Прокопио достаточно других друзей, коллег по работе, которые навестят его, — ответила она.

— Словами делу не поможешь, так говорят у вас в Англии? Таково отношение к закону у многих в Италии, не только людей старшего поколения. Мы неспроста опасаемся даже приближаться к тюрьме. Никогда не знаешь, как это отразится на тебе. Однако если решите навестить Прокопио…

— Я подумаю над этим, Паоло… Но сначала мне нужно сделать кое-что ещё.

— Дело вот в чем… Не хотелось упоминать об этом раньше, но Прокопио… ну, если ждёте от него свидетельских показаний, подтверждающих то, что произошло при аресте немой, то он не станет давать их.

— Что вы имеете в виду? Почему не станет?

— Он даже не собирается оспаривать обвинения, выдвинутые против него, только и скажет, что был пьян, потому что иначе ему угрожают custodia caasterale… превентивным заключением… что означает, его могут держать в тюрьме три года без предъявления обвинения.

— Но это невозможно! А как же?..

— азве вам не известно, Шарлотта? Здесь, в этой Италии, которую вы так любите, действует свод законов, сохранившийся с фашистских времён… никакого вашего хабеас корпус: [120] по итальянским законам дело задержанного преступника не обязательно рассматривать в суде.

Достаточно найти несколько свидетелей, чтобы заподозрить Прокопио в терроризме, и его практически могут засадить за решётку и выбросить ключ. Даже если дойдёт до суда, система устроена так, что дело рассматривается в три этапа и на одно уходит в среднем три года а накопившихся дел около трёх миллионов.

— Терроризм! Но это абсурд! Прокопио только пытался защитить…

— …человека, которого они не хотят, чтобы кто-то защищал, — это очевидно.

В женщине, лежавшей на больничной койке, плоти осталось не больше, чем краски на чешуйке фрески, отслоившейся от стены. Её кожа была припудрена дешёвой апельсиновой пудрой, розовевшей на ввалившихся щеках, а губы походили на лопнувшую вишню — после того как сердобольная медсестра попыталась придать ей более человеческий вид, помада потрескалась, как эмаль на губах дешёвой сувенирной фигурки святой. Шарлотта слышала страдальческий хрип в её горле, когда она пыталась глотать, но у этой святой не было слёз, не было слёз.

— Результат исследований, проведённых в предыдущей больнице, — поспешил объяснить врач, — они могут быть причиной сухости в горле больной…

Чувствовался лёгкий запах мочи, по мере того как судно рядом с койкой медленно наполнялось через катетер.

— Её лицо очень сильно избито, сплошной синяк, — сказала Шарлотта, стараясь не обращать внимания на запах.

Она была потрясена. «Что я наделала! Неужели это та самая яростная живая женщина, которую при мне волокли из её подвала, как дикого зверя? В какой пещере сознания скрылась та, другая?»

— Синяки от полиции. Там разыгралось настоящее сражение, когда…

— Я знаю, что произошло.

Глядя на неподвижное, как маска, лицо немой, Шарлотта отчаянно искала слова, способные выразить её раскаяние, утешить и поддержать её. Но какие слова способны тут помочь? Что она может сказать, чего уже не сказали врачи?

— Вы сделали всё, что могли, — проговорил врач, дав молчаливой посетительнице постоять ещё несколько минут возле такой же молчаливой пациентки.

Эта женщина лишь укрепила его во мнении, что англичанки плохие сёстры милосердия. Мастерицы кроить платье и фразы, но безнадёжны в том, что касается способности выразить подлинное душевное участие. Вот бы дали ему когда-нибудь африканку!..

— Надо бы… — пробормотала Шарлотта. — Я бы…

— Нет, синьора. Поверьте, бывает, что в случаях, подобных этому, пациент контролирует нас, а не наоборот. — Ему не терпелось вернуться к своим делам.

Шарлотта вспомнила о картинке, которую принесла с собой.

— У меня тут… не знаю, возможно, не стоило… — Она извлекла из кармана открытку с изображением Рафаэлевой немой и протянула ему, чтобы он взглянул. — Такая же открытка была у неё… — она едва не сказала «в норе», — у неё дома.

Он показал открытку немой на койке, проверяя её реакцию. Ни малейшего проблеска интереса.

— Ну, не уверен, что это даст какой-то эффект, синьора Пентон, но и вреда никакого не вижу. Решать вам.

Он вернул открытку Шарлотте, которая наклонилась к немой, вложила в вялую руку открытку и прошептала:

— Твою птичку спасли, ты этого не знала? Твоя птичка в безопасности. — Она неуклюже попыталась изобразить птичку. — Хочешь, я попробую, может, полиц… может, удастся принести её сюда? — Она обернулась к врачу и сказала о любимице немой. — Если я принесу птичку, это поможет?

— Кто знает? В её положении я готов попробовать всё, что угодно.

— Хочешь, чтобы я принесла твою птичку… Габриэлла?

Имя появилось на её губах прежде, чем она прошептала его. Шарлотта была уверена, что заметила слабый свет в этих глазах-зеркалах, соединяющих внутренний и внешний миры. Ей необходимо было верить в это.

♦

Вскоре после того, как шеф полиции проводил Шарлотту в комнату для свиданий с заключёнными, он имел честь принять другого посетителя.

— Какое огромное удовольствие вновь видеть вас у себя! — воскликнул он. — В моём участке!

— Как поживает отец? Надеюсь, здравствует?

— О, прекрасно поживает, прекрасно… Теперь он целыми днями дремлет на солнышке со своими приятелями в кафе «Национале». Вспоминает старые добрые времена… Так чем могу быть полезен?

Знатный посетитель, усевшись напротив, объяснил, что чувствует всё возрастающий интерес к делу немой женщины, арестованной в Сан-Рокко.

— Знаю, моя просьба не вполне обычна, но не могли бы вы сообщить любые, какие вам известны, подробности о её происхождении? Я обещал её врачам использовать своё скромное влияние, чтобы помочь её выздоровлению.

«Скромное влияние, ха!» — подумал шеф.

— Полагаю, я уже сообщил всё…

Посетитель продолжал, подняв брови, смотреть на него с холодным, но настойчивым интересом, из чего шеф заключил, что ему не удастся отделаться обычными отговорками, чтобы оправдать своё бездействие. Он принялся методично перебирать взглядом папки в застеклённом шкафу, пропуская самые тонкие.

— Похоже, тут ничего нет о местечке, где её арестовали… — задумчиво пробормотал гость. — Сан-Рокко, кажется?

Шеф поёрзал в дорогом кресле чёрной кожи, поудобнее устраивая свою тушу.