— Как это практично с твоей стороны, ma petite.
— У меня был лучший в мире учитель.
Он посмотрел на меня, приподняв бровь:
— Будь я истинно практичен в сердечных делах, у нас все
произошло бы быстрее.
— Или да, или нет. Ты сам знаешь, что, если бы ты
напирал сильнее, я могла бы либо сбежать, либо попытаться тебя убить.
Он по-своему грациозно пожал плечами.
— Быть может. Но я должен спросить, чтобы не осталось
недопонимания: ты предлагаешь позвать Ашера в нашу постель лишь на эту ночь?
— Это важно?
— Для него — быть может.
Я попыталась охватить мыслью всю ситуацию, но не смогла.
— Не знаю. Знаю только, что не хочу отказываться от
моментов наедине с тобой, и только с тобой. Знаю, что не всегда хочу иметь
компанию.
— Джулианна и Ашер продолжали встречаться наедине, хотя
мы и были союзом троих.
— Впервые за много времени у меня личная жизнь как-то
близка к налаженной. Я не хочу это испортить.
— Я понимаю.
— Я думаю, что хочу спасти Ашера, хочу изгнать
страдание из его глаз, но в реальном мире мы просто поднимем на флагштоке этот
флаг. Если выйдет, то хорошо, если нет, то что? Ашеру придется уехать? Ты
потеряешь своего заместителя? И тебе с Ашером станет больнее? И не будет ли...
— Тс-с, ma petite. — Он приложил пальцы к моим
губам. — Я позвал Ашера. Он сейчас идет сюда.
Я почувствовала, как у меня глаза вылезают из орбит, как
перехватывает дыхание, как бешено бьется пульс. Что же я такого сделала? Пока
ничего. Вопрос на десять тысяч был такой: что я собираюсь сделать и как мне
жить после этого?
Глава 11
Ашер медленно вошел в дверь, тщательно пряча лицо за
водопадом золотых волос. Он переоделся в свежую рубашку без следов крови. Белую
— этот цвет ему не шел.
— Ты звал, — сказал он.
Я застыла, все еще обнимая колени, и пульс у меня забился в
горле. А дыхание на пару секунд пресеклось.
— Мы звали, — осторожно поправил Жан-Клод.
Ашер поднял глаза — мелькнуло лицо под волосами.
Наверное, отреагировал на «мы».
Жан-Клод сел очень прямо еще до того, как Ашер вошел. Он был
элегантен, собран в своей шелковой и кожаной одежде.
Я все еще сидела на коврике у его ног, глядя на Ашера, будто
он лиса, а я кролик. Жан-Клод тронул меня за плечо, и я вздрогнула.
Я подняла на него глаза — он смотрел на меня.
— Это должно быть твое решение, ma petite.
— Почему всегда решение должно быть за мной? —
вздохнула я.
— Потому что ничего чужого ты не потерпишь, ma petite.
Да, я вспомнила.
— Ничего себе, — шепнула я.
Он бережно сжал мне плечо:
— Еще ничего не сказано. Мы можем оставить все как
есть.
Я встряхнула головой:
— Нет. Я не хочу завтрашней ночью одна быть виновата,
если у нас ничего не выйдет. Я не стану рисковать им ради предрассудков своей
морали.
— Как скажешь, ma petite, — произнес он все с той
же ровной, ничего не выражающей интонацией.
— Что тут произошло? — спросил Ашер, и его голос не
был пуст — в нем слышалась нотка страха. Учитывая, кто там спал дальше по
коридору, я его могла понять.
Я опустила руки. Они занемели от слишком тугого объятия
коленей. Я попыталась огладить юбку, но наткнулась только на колготки. Любимая
темно-синяя юбка была слишком короткой для сидения в такой позе. Если бы в
комнате были зрители, они могли бы заметить, что белье у меня под цвет.
Я подобрала под себя колени — медленно, неловко, скованно.
— Что случилось? — спросил Ашер, и на этот раз
голос его был совершенно непроницаем.
— Ничего, mom ami, — ответил Жан-Клод. —
Точнее, ничего нового.
— Это я виновата, — сказала я и встала, все еще
двигаясь медленно.
— В чем виновата? — спросил Ашер, переводя взгляд
с меня на Жан-Клода и обратно, пытаясь что-то понять по нашим лицам.
Я сошла с мехового коврика, и мои каблуки резко клацнули по
полу.
— В том, что тебе грозит опасность от Мюзетт.
— Ты сделала все, что могла, для моей защиты, Анита, и
больше, чем я бы осмелился мечтать. Никто не бросает вызов Мюзетт из страха
перед Белль Морт. Ты сделала такое, о чем многим членам Совета было бы страшно
даже подумать.
— Благословение невежества, — ответила я.
Он бросил на меня быстрый взгляд из-под завесы волос.
— Что это значит?
Я подошла к нему, туда, где он стоял еще в дверях.
— Это значит, что я была храброй лишь от незнания, что
мне грозит. Я никогда не видела Белль во плоти. Не пойми меня неправильно — она
достаточное впечатление производит и на расстоянии, но я никогда не видела ее
по-настоящему.
Я теперь стояла перед ним. Он отвернулся, показывая лишь
невредимую сторону лица. Так он уже давно от меня не прятался.
Я потянулась рукой к той половине, которую он отвернул в
сторону, и он вздрогнул, отдернулся назад так, что дверь заскрипела.
— Non, non!
— Мне уже случалось к тебе прикасаться, — сказала
я так тихо и осторожно, как говорят с пугливым зверьком или с человеком на краю
крыши.
Он отвернулся от меня совсем.
— Ты видела картины. Ты видела, каким я был когда-то, и
видела теперь, каким я был... когда раны были свежие. — Он повернулся
спиной, руки на двери, и замотал головой: — Ты видела то, что видела Белль
Морт.
Я покачала головой, поняла, что он этого не видит, и
коснулась его плеча. Он вздрогнул.
Я обернулась к Жан-Клоду, и его лицо было пустым, только в
глазах была заметна тень страдания такого глубокого, что от него чуть не
погибли трое.
Я прижалась телом к спине Ашера, обняла его сзади. Он замер
под моим прикосновением, отстраняясь, уходя в себя, туда, где не больно. Я
прижалась щекой к его спине и держала его, пока он не затих.
Сглотнув непролитые слезы, я заговорила, и голос мой звучал
ровно.
— Я куда раньше видела тебя в воспоминаниях Жан-Клода.
Я помню твое великолепие под моими руками, рядом с моим телом. — Я обтекла
его, прилипла к нему. — Мне не нужна картина, чтобы видеть твою красоту.
Он задрожал всем телом, попытался повернуться, сбросить меня
с себя, но я держала, и он не мог отстраниться, не сделав мне больно.