Привет, люди!
Я — Анита Блейк. Кто-то из вас меня знает, кто-то — нет.
(Кто уже бывал в моем мире, может начать читать прямо со следующего абзаца.)
Есть люди, которые называют меня миловидной. Бывают дни, когда я с этим
согласна, бывают — когда нет. Другие говорят мне, что я красивая. Этому я не
верю начисто. Хорошенькая — может быть, как любая другая девушка — если эта
другая девушка таскает с собой пистолет и якшается с чудовищами. Я —
консультант городского и федерального управлений по расследованию событий с
противоестественной подоплекой. Еще у меня есть лицензия истребителя вампиров.
На хлеб я зарабатываю, поднимая мертвецов. Совершенно стандартная карьера.
То, о чем говорится дальше, дело только мое и ничье больше.
Личная жизнь. В данный момент у меня отношения с Жан-Клодом, Мастером вампиров
города Сент-Луиса, и Микой, оборотнем, царем леопардов местного парда.
Отношения. Очень приятный эвфемизм.
Мой бывший бойфренд и — недолгое время — жених — вервольф-альфа
по имени Ричард, тоже поблизости, хотя сейчас у нас любой разговор мгновенно
превращается в перепалку. Говорят, что любовь преодолевает все. Так вот — врут.
Слишком мрачно? Ну, извините.
Недавно я узнала, что у меня больше видов силы, чем я думала, —
не просто способность поднять зомби-другого. Я еще точно не знаю, что умеет моя
сила делать или как ею управлять. Но она оказывается очень кстати в тех
случаях, когда нельзя разобраться с помощью пистолета.
Вот, например: однажды в Сент-Луисе появилась прекрасная,
светловолосая, невинного вида и совершенно отвязная кровососка, которую Совет
вампиров послал проверить, что там делает Жан-Клод. Надо было мне убить ее на
месте — сразу, как только увидела. И ее госпожу в Европе, которая все играет в
разные игры с моим сознанием. И противоестественного серийного убийцу,
оставлявшего по всему городу кровавый след с кусками мяса.
Работа большая, даже для меня.
Так что устраивайтесь поудобнее, пристегивайтесь — и вперед
на моем с иголочки новом джипе. (Предыдущий съели гиены-оборотни. Нет, правда.)
И не высовывайте из окон руки, локти и вообще ничего. Никогда не знаешь, кто и
что там снаружи ждет шанса вцепиться зубами.
Искренне Ваша
Анита Блейк.
Глава 1
Было начало сентября — горячее время в нашей работе по
подъему мертвецов. Такое впечатление, что с каждым годом хэллоуинская горячка
начинается все раньше и раньше. Каждый аниматор в «Аниматорз инкорпорейтед» был
загружен под завязку. Я тоже не была исключением — мне предлагали работы
столько, что даже при моем умении обходиться без сна справиться невозможно
было.
И мистер Лео Харлан должен был вообще сказать спасибо, что
его приняли. Но по его виду никак не скажешь, что он благодарен. Честно говоря,
по его виду ничего вообще нельзя было сказать. Он был средним — среднего роста,
волосы темные, но не слишком. Лицо не слишком бледное и не слишком загорелое.
Глаза карие, но какого-то трудноразличимого оттенка. В общем, самой
примечательной чертой мистера Харлана было то, что в нем не было вообще никаких
примечательных черт. И костюм темный, консервативный — наряд бизнесмена,
который в ходу уже двадцать лет и останется таковым еще лет двадцать. Белая
рубашка, аккуратно завязанный галстук, руки не слишком большие, не слишком
маленькие, ногти не запущены, но и маникюра нет.
Внешний вид его говорил столь мало, что это само по себе
было интересно и вызывало неопределенное беспокойство.
Я поднесла к губам кофейную чашку с девизом: «Подсунь мне
декаф, и я тебе голову оторву». Я ее принесла, когда наш босс Берт насыпал в кофеварку
кофе без кофеина и никому слова не сказал: думал, мы не заметим. Половина
конторы заподозрила у себя мононуклеоз, пока не был раскрыт гнусный заговор
Берта.
На краю стола стояла чашка с кофе, которую наша секретарша
Мэри принесла для мистера Харлана, — на ней была эмблема «Аниматорз
инкорпорейтед». Хотя он просил черного, пил он его так, будто ему безразличен
вкус. Пил из вежливости, и только.
Я приложилась к своей чашке, хорошо заправленной сливками и
сахаром в компенсацию предыдущей бессонной ночи. Кофеин и сахар — два основных
ингредиента питания.
И голос у него был такой же, как и все остальное, —
настолько ординарный, что казался экстраординарным. Ни малейшего акцента,
никакого указания на регион или страну.
— Я хотел бы, чтобы вы подняли моего предка, миз Блейк.
— Вы это уже говорили.
— Кажется, вы мне не верите, миз Блейк.
— Скажем так: сомневаюсь.
— Зачем мне было бы сюда приходить и лгать вам?
Я пожала плечами:
— Иногда люди так делают.
— Я заверяю вас, миз Блейк, что говорю вам правду.
Беда была в том, что я ему не верила. Может, я параноик, но
левая рука под рукавом симпатичного темно-синего жакета у меня перекрещена
шрамами — от кривого крестообразного ожога, где приложил тавро человек-слуга
одного вампира, до полос от когтей ведьмы-оборотня. Плюс еще следы от ножей,
тонкие и аккуратные по сравнению с остальным. На правой руке у меня только один
шрам — ерунда по сравнению с левой. И есть еще шрамы под синей юбкой и темными
колготками. Шелку все равно, натягивают его на гладкую кожу или на шрамы. Нет,
я заработала право быть параноиком.
— Какого именно предка хотите вы поднять и
зачем? — спросила я с приветливой улыбкой, но улыбка получилась не слишком
натуральной. Надо бы поработать над техникой улыбки в разговоре с посетителями.
Он тоже улыбнулся, и его глаза не улыбались. Улыбка в ответ
на улыбку, ничего не значащая мимика. Он снова потянулся за кофейной чашкой, и
тут я заметила у него какую-то тяжесть в пиджаке слева спереди. Наплечной
кобуры у него не было — ее бы я заметила сразу, но в левом нагрудном кармане
лежало что-то потяжелее бумажника. Это могло быть чем угодно, но первая мысль у
меня была простая: ствол. А я приучилась доверять первой мысли. Параноиком
становишься именно тогда, когда тебя хотят убить.
Мой пистолет был у меня в кобуре под левой рукой, что
уравнивало положение, но мне не хотелось превращать свой кабинет в салун Дикого
Запада. У него пистолет. Может быть. Вероятно. Вообще говоря, это с тем же
успехом может быть и портсигар, но я готова была держать пари на что угодно —
это оружие. И оставалось либо сидеть и уговаривать себя, что я ошиблась, либо
действовать, исходя из того, что я права. Если я ошиблась — потом извинюсь. А
если нет — ну, тогда я останусь жива. Лучше быть грубой и живой, чем вежливой и
мертвой.
Я прервала его рассказ о родословном древе — честно говоря,
я его почти не слышала. Все мое внимание было обращено на тяжесть, оттягивающую
его карман. Пока я не узнаю, пистолет это или нет, все остальное не важно.
Улыбнувшись — и заставив на этот раз улыбку дойти до глаз, — я спросила: