– Дыши медленнее, Ноэль, – посоветовал
Мика, – а то голова закружится.
– Не могу, – произнес Ноэль, задыхаясь. – Она
не о сексе думает.
– Если ты ведешь себя, как еда, то ты еда и есть.
Это сказал Тревис, стоящий за нами.
Я легла на пол, положив голову Ноэлю на сердце, рука ловила
движения дышащего живота, такого мягкого… нежного…
От этой мысли мое лицо прильнуло к нему, скользнуло вниз, до
грудины, до верхнего края живота. Так близко, что видно было, как он
поднимается и опускается, щекой ощущалось. Я подняла лицо и поцеловала его в
живот.
Он дернулся, будто я его укусила, и восхитительно хныкнул.
Я погрузила рот в мягкую, податливую плоть живота, забрала в
рот сколько могла, не пуская кровь. Укусила сильно и глубоко, и мне вся моя
сила воли понадобилась, чтобы оторваться от этой плоти, оставив ее целой.
Оторвалась и поползла боком, пока меня стена не остановила.
Ощущение этой теплой и нежной плоти наполняло мне рот. Я ощущала ее, та память
чувств, что еще долго будет преследовать.
– Скажи что-нибудь, Анита, – донесся спокойный
голос Мики.
Я трясла головой.
– Еда, – прошептала я. – Всего лишь еда.
– Ноэль – всего лишь еда, – повторил Мика.
Я кивнула, не открывая глаз.
– Встань, Ноэль, – недовольно и сердито велел
Тревис.
– Прости, – выговорил Ноэль.
Я наконец открыла глаза, увидела, как он поправляет рубашку.
И никому не глядит в глаза, как после провала.
– Все в порядке, Ноэль. Огги и Пирс правы: Джозеф
принимает только нижних.
– Он не нижний, – сказал Натэниел. – Иначе
ему был бы приятен укус и опасность. Может быть, этого хватило бы, чтобы
переключить тебя с еды на секс. – Натэниел пожал плечами. – Он
слишком… правильный.
Когда-то я бы поспорила…
– Я бы попросил об одолжении, – сказал Тревис.
Мы посмотрели на него.
– Ты не могла бы подойти ко мне, чтобы мне к тебе не
ползти?
Я вспомнила, что забыла спросить.
– У тебя перелом руки – самая серьезная травма?
– Трещины в двух ребрах, может, небольшой перелом.
Доктор Лилиан сказала, что без рентгена сказать трудно. Сотрясения нет –
слишком, наверное, твердолобый.
Он попытался улыбнуться и почти смог это сделать.
Я поползла к нему – Мика отодвинулся, давая мне дорогу.
Натэниел пополз рядом со мной, и я обернулась к нему.
– Вряд ли Тревису нужна будет компания.
– Я единственный в твоей коллекции подчиненный, все
прочие – доминанты.
Это заставило меня остановиться и подумать, даже сесть на
пятки.
– Дамиан не мастер.
– Нет, но подчиненный он потому, что у него не хватает
силы доминировать. А я – потому что мне так нравится.
Я нахмурилась:
– Если ты к чему-то ведешь, говори.
– Спроси его, есть ли в прайде кто-нибудь, кто сильно
свингует, как я.
Я подумала обо всех этих мужчинах. Может быть, Натэниел
прав? И у всех личность доминантная, кроме него? Ричард – ого, Ашер – да,
Жан-Клод – еще как да, Мика – да, Джейсон… Джейсон – нет.
– Джейсон, – сказала я.
– Вызывали?
В коридоре тут же нарисовался Джейсон. Короткие светлые
волосы аккуратно подстрижены, как у младшего начальника в преуспевающей
компании. Тело тоже подошло бы – если этот младший начальник достаточно часто
ходит в гимнастический зал. Роста он примерно моего, для мужчины низенький, и
почти всегда по-мальчишески красив. Но он глянул на Ноэля, неуверенно встающего
на трясущиеся ноги, на Тревиса с его заметными травмами, на Натэниела и на
меня, так близко к нему, совершенно голому. Джейсон заметил все это с одного
взгляда, и лицо его переменилось. Не сказать, что именно, но вдруг он стал
старше, взрослее, и глаза его цвета весеннего неба наполнились знанием,
разумом. Обычно он это скрывал, но в этом веселом и приятном теле жил очень
острый интеллект.
Но тут же этот вид сменился его обычным шалопайским
поддразнивающим выражением. Я, впрочем, слишком хорошо его знала, чтобы
обмануться.
– Джейсон подчиняется, если хочет, но в глубине души он
верхний, – сказал Натэниел, улыбаясь другу.
Жениться мы с Натэниелом никогда не будем, но если бы у нас
была бы свадьба, я знаю, кого он выбрал бы шафером.
– Ты мне только скажи, в какой позиции ты
хочешь, – ответил Джейсон, – и я готов.
Дернув бровями, он выдал мне улыбку – говорящую, что мысли у
него жизнерадостные и очень непристойные. Обычно у всех секс получается
мрачноватым, но не у Джейсона – очень жизнерадостный распутник.
Я не могла не улыбнуться – он на меня всегда так действовал.
Черт, да не только на меня – почти на всех.
– Извини, я сегодня набираю львов, а не волков.
– Вообще-то, ma petite, я думаю, мы хотим определить,
как ты реагируешь в окружении любых своих зверей, но сейчас – львы.
– Тогда, похоже, я вовремя пришел, – сказал
Джейсон.
– Ты не единственный тут волк, – угрюмо буркнул
Грэхем.
Джейсон поглядел на него – не так чтобы совсем дружелюбно. У
него такой взгляд бывает нечасто.
– Думаю, что нет.
И тон его тоже был мрачен, почти сердит. Интересно, что
должно было произойти между этими двумя, чтобы Джейсон стал так враждебен.
Таких легких и покладистых как он, я вообще не встречала.
– Что касается меня, – сказала я, – Джейсон
здесь единственный волк.
– А почему он единственный волк, кроме Ричарда, с
которым ты трахаешься? – спросил Грэхем.
Вот теперь я поняла, почему Грэхем злится. Он пытался
запугать Джейсона силой и массой? Может быть. У Грэхема была эта отсталая
мысль, что размер и сила куда важнее всего прочего.
– Этого я не знаю, но такие комментарии не помогут тебе
попасть в список.
– Отойди, – сказала ему Клодия.
Он посмотрел на нее мрачно, сложив на груди мускулистые
руки.
Она чуть подалась к нему:
– Это ты бросаешь мне вызов?
Голос ее был ровен и пуст, и оттого угроза прозвучала более
зловеще.
Грэхем мотнул головой и попятился до самой стены. Неохотно,
но он сделал так, как она сказала. Хоть бы он себе поскорее подружку нашел –
его выходки начинали уже меня доставать.
Как будто эта мысль колдовским образом вызвала ее из мрака,
в конце коридора появилась Менг Дье. Это я впервые ее увидела после того, как
она исполосовала Реквиема. Не надо бы, чтобы она здесь была, пока я испытываю
своих зверей.