Я обхватила Лондона руками и ногами, прижалась самыми
интимными местами к твердости, все еще скрытой одеждой. Он снова всхлипнул, и
дыхание его было горячо у меня во рту. Я думала, он прервет поцелуй, но он
целовал меня все сильнее, нажимая, проникая, и я отвечала на поцелуй, посылая
язык меж остриями клыков, и места там было больше, будто рот у него был шире,
чем у Жан-Клода. Это была почти ясная мысль, и я, быть может, вспомнила бы, что
забыла, но Лондон впился мне в губы, целуя меня яростно, губами, языком и
зубами, и от ярости поцелуя яростнее стал питаться ardeur. Сладкая соленость
крови наполнила мне рот, я поняла, что кто-то из нас порезался об его клыки.
Дал бы он мне время подумать, я бы, может, даже поняла, кто, но времени он мне
не дал. Сжав мне грудь ладонью, он оторвался от моих губ, прижал рот к груди,
присосался резко и сильно, языком теребя сосок. Я вскрикнула, замолотила руками
и ногами по кровати, разводя их, чтобы он сдвинулся на ту долю дюйма, что
позволит ему сосать меня сильнее и быстрее, прижимаясь клыками в обещании или в
угрозе.
Он вскрикнул, почти взвыл от желания и укусил меня, погрузив
клыки в грудь. Я с криком рухнула в оргазм, и только вес его тела не дал мне
слететь с кровати.
Он приподнялся, губы его окрасились моей кровью. Глаза
тонули в черном огне, полные его собственной силой. Он снова прижался губами к
моим губам, но тело с меня приподнял. Вкус собственной крови сладким металлом
отдался у меня во рту, я пыталась притянуть Лондона к себе обратно, но только
рот его касался меня. Когда он снова на меня лег, штаны на нем были
расстегнуты, и вся эта твердая длина прижалась к моему голому телу, и от
ощущения я оторвалась от поцелуя и вскрикнула снова.
Он приподнялся на руках, изогнулся, чтобы войти. Я только
увидела, как он мелькнул, а потом вбился в меня, и тогда мой взгляд оторвался
от тела, упал на нависшее надо мной лицо. Глаза расширились, утопая в
вампирском пламени, и что-то было в них отчаянное. Он вошел в меня до упора, пока
не осталось места, и застыл надо мной. Застыл, вбившись в меня до конца,
смотрел на меня в упор. Лицо его исказилось от голода, похоти, но под всем этим
глубоко был страх. Вот этот взгляд я помнила. Он наркоман, пристрастившийся к
ardeur'у! Вот черт.
– Лондон, Лондон, – сказала я, – прости меня…
Он стал из меня выходить, я думала, он собирается прекратить
это. Но он вышел немного, потом вбил себя опять, и стал меня иметь, иметь изо
всех сил. Я глядела на себя, вниз, и видела, как он входит и выходит из меня, и
где-то в процессе я кончила. Кончила с воплем, раздирая на нем пиджак, пытаясь
найти кожу, чтобы в нее вцепиться, но слишком много было на нем одежды. Он
вызвал у меня оргазм, и ardeur питался этими волнами наслаждения, ощущением,
как он входит и выходит, звуком его изменившегося дыхания. Лондон приподнял
меня, в последнюю минуту, приподнял и посадил себе на колени, все еще внутри
меня. Посадил на себя, и я обвила его руками и ногами, чтобы удержаться. Он
снова сел на кровать, продолжая входить и выходить, но уже не так резко при
такой позе, не так глубоко. Я глядела в упор ему в лицо, запустив руки в
короткие кудрявые волосы на затылке. Лицо его стало бешеным, ритм поменялся, он
запустил руки мне в волосы, удерживая меня, и мы смотрели в глаза друг другу. С
последним отчаянным толчком он кончил и я вместе с ним снова. Я орала, и у меня
бы запрокинулась голова, если бы он не держал меня, заставляя смотреть в глаза
себе. Тело его дергалось во мне спазмами, и я не могла отвернуться, не могла не
видеть его наслаждения и боли.
Рука его отпустила мои волосы, и он обнял меня, обнял уже не
бешеными – ослабевшими руками. Сердце его стучало у моей груди, и частым, очень
частым было свистящее дыхание. Он теперь прижимался ко мне бережно, и я обняла
его в ответ. Он дал мне все, что мог. Он дал мне питаться. Дамиан очнулся, я
чувствовала это. Лондон помог мне его спасти, но сейчас, держа его, ощущая
щекой грохочущий пульс, я подумала, какой ценой он это сделал. Чего стоило это
мужчине, которого я обнимаю сейчас?
Глава 33
Когда у Лондона пульс пришел в норму, он осторожно посадил
меня на кровать и попросил у Жан-Клода разрешения воспользоваться ванной, чтобы
привести себя в порядок. Жан-Клод разрешил. Лондон снял полуспущенные штаны и
оказался голым снизу, но рубашка и пиджак достаточно прикрывали его сзади.
Спереди он оттянул рубашку рукой, чтобы не запачкать, а штаны волочились за ним
в другой руке. Ни на кого не глядя, он вошел в ванную и закрыл за собой дверь.
Молчание наступило такое громкое, что я слышала шум
собственной крови в ушах.
Я знала, что вампиры могут быть недвижны и тихи, будто их
тут вообще нет, но только сейчас я поняла, что у ликантропов есть собственный
вариант такой неподвижности. Конечно, народу в комнате осталось меньше, чем
было в начале. Как будто все постарались удрать раньше, чем начались
неприятности. Тоже мне, телохранители.
Хотя, надо признать, я не особенно разглядывала, кто там
остался по углам. Может, все они здесь, жмутся друг к другу, шарахаясь от
злобного большого суккуба, чтобы не схватил.
Жан-Клод шевельнулся первым, как будто отключили паузу в
телевизионной программе. Он пошевелился, и все остальные тоже задышали,
задвигались. Послышался негромкий гул голосов. Жан-Клод помог встать Реквиему,
свалившемуся, очевидно, на пол. Наверное, ушел с кровати во время нашего с
Лондоном небольшого… завтрака. И я сама услышала свой мысленный ядовитый
комментарий: «Так это теперь называется».
Реквием крепко вцепился в руку Жан-Клода и говорил что-то
тихо и настойчиво, будто хотел сказать что-то важное.
– Дамиан идет.
Я повернулась на голос Натэниела. Мика помогал ему
взобраться на кровать. Натэниел растянулся возле меня, мигая лавандовыми
глазами в потолок, будто еще плохо видел. Насчет Дамиана он был прав – я
ощущала, как он идет по коридору от зала гробов, где проводил дни. Через
несколько минут он должен был уже подойти, так что я обернулась к Натэниелу и
сказала:
– Больше никогда так не делай.
– Не пытаться спасти Дамиана? – попытался он
пошутить, но я шутку не приняла, тронула его за щеку:
– Натэниел, не надо шутить.
Он потерся об меня щекой.
– Ты нас спасла.
У меня перехватило горло, но черт меня побери, если я
сегодня опять заплачу.
– Едва-едва смогла, и ты это знаешь.
Мика положил руки нам обоим на плечи, стиснул, будто мы
ссорились, и он решил нас встряхнуть. По лицу было видно, как он был испуган,
никаких слов не надо было.
Реквием подобрал с пола плащ, завернулся в него и направился
к выходу. Не оглядываясь. Может, он понял наконец, что он – не пища. Хотелось
надеяться, потому что так в моей жизни будет меньше сложностей, а не больше.
Римус подошел к Жан-Клоду, вытянулся и чуть было не отдал
честь, но спохватился вовремя. Старые привычки нелегко умирают. И голос у него
был военный, солдатский голос.