Сэр Клифтон будет в любом случае на моей стороне, он не знатен, а я его ценю, так же и Фридрих Геббель, он хоть и сенешаль, а род его древний и знатный, но сильно обедневший, королевская служба кормит как его, так и многочисленную семью.
Еще могу опереться на барона Бальдфаста Бредли, я в свое время поручал ему исполнять обязанности сенешаля, пока не отыскался Геббель, а потом барон ревностно охранял мои покои.
Надеюсь, на моей стороне будет и Вирландина Самондская, очень сильный и влиятельный игрок… Разумеется, на моей стороне все военачальники, которых возвысил Фальстронг, они видят во мне преемника и продолжателя дел их погибшего короля, которого я так старался спасти, они все видели.
За неделю я все-таки сумел плотно переговорить со всеми, кто мог быть полезным или очень опасным, прощупал всех, туманно намекнул, что кто со мной будет и дальше, тот выиграет много, намного больше, чем у него сейчас, и хотя обещают все, но у меня, как вы могли видеть, обещания выполняются…
Я сидел за столом и намечал на карте места, куда нужно будет ввести воинские отряды, чтобы сразу решить все вопросы, когда явился слуга и чопорно доложил:
— Ваше высочество! Конюхи докладывают, ваш боевой жеребец выбил ворота конюшни и разгуливает по двору, пугая народ.
— Соскучился, — сказал я виновато. — Я в самом деле как-то о нем даже забыл…
За спиной раздался веселый голос:
— Это самый изысканный комплимент в моей жизни!
Вирландина вышла из спальни, завернувшись в длинный пушистый халат, полы волочатся по ковру, на голове навернут тюрбан, что-то там делает с мокрыми волосами.
— Да ладно тебе, — буркнул я.
Она нежно обняла меня сзади за плечи.
— Но правда же! — голос ее прозвучал с легкой насмешкой. — Со мной забыть даже о любимом коне!
— Не так уж я и забыл, — буркнул я. — Кормят его хорошо, только лакомств маловато, а я его балую часто… Все, Вирландина, пора ехать. Видишь, даже конь почуял и напоминает о делах государственных.
Она поцеловала меня в макушку, как ребенка, и сказала уже деловито:
— Езжай. Не теряй времени.
Я тоже чмокнул ее, а когда спускался по лестнице, подумал, что у нас ровные дружеские отношения, как у выросших вместе с детства или как у супругов, проживших в браке лет десять, когда нет ничего нового даже в постели. Так я чувствую себя как довольная жизнью лягушка, что плавает в тихой теплой воде родного болотца, мирно, уютно и никаких тревог.
Провожать себя лордам я не разрешил, не хочу оставлять хороших людей опозоренными, когда сразу от ворот пущу в карьер, а потом в особый ритм скачки, когда мир мелькает справа и слева, как призрачный.
Между Варт Генцем и Скарляндами практически нет границы, только ровная, как столешница, равнина, пригодная как под пашню, так и под кочевое скотоводство, а леса держатся плотными островами, настоящий строевой лес, от него пахнет муравьиным соком, древесным клеем и грибной влажностью, а еще там, как говорят, живут в глубоких норах неведомые звери, а из чащи за всеми наблюдают странные существа…
Я так и не заметил границы, арбогастр несся, не сбавляя бешеного напора, пока я не увидел далекий бревенчатый частокол и не стал его придерживать, так что к воротам города доскакали уже ровным галопом.
Бобик проскочил через ворота первым, стражи только успели повернуть вслед ему головы, как мы с арбогастром пронеслись следом, а затем под бодрый стук копыт влетели в сень высоких деревьев у терема.
Я заорал весело:
— Где мой дружище Ханкбек?
Слуги и стражи, шарахаясь от огромного черного пса, бросились перехватывать повод моего коня.
Я соскочил, подчеркнуто бодрый, довольный и веселый, каким и должен быть лорд, у которого все отлично.
Меня под белы руки проводили в терем, хотя вообще-то, на мой взгляд, белы руки только у белоручек, но в народе бытует мнение, что жить, ничего не делая — щасте, потому тот, у кого руки белые, ни черта не делает, не работает, не трудится и, соответственно, счастлив по самые-самые, наверное, уши.
— А где хозяин? — спросил я.
— Вы пока почивайте, — попросили меня услужливо, — а за ним уже послали! Он сразу же, как узнает…
— Ладно, тогда кормите нас с Бобиком.
— И про коня не забудем, ваше высочество!.. Такого коня раз увидишь, никогда не забудешь!
Потом я отдыхал после долгой и стремительной скачки, обожженное встречным ветром лицо горит, комната покачивается перед глазами, а если опустишь веки, то и вовсе как на корабле в бурном море, да еще мелькают багровые точки, разрастаются в мохнатые пятна, гаснут, а им на смену выплывают другие.
Если вот так долго смотреть, можно и заснуть в блаженной истоме, я встряхнул плечами и поднялся.
— Это Ханкбек, — спросил я, — там внизу шумит?
Слуга прислушался, сказал уважительно:
— Он!.. Ну и слух у вас, ваше высочество!.. Как у эльфа.
— А какой у эльфов? — спросил я.
Он сказал шепотом:
— Говорят, они на сто миль могут все слышать! У себя в лесу навострились.
— Враки, — сказал я.
Ханкбек, судя по голосам, быстро поднимался ко мне на второй этаж, я пошел навстречу, на полдороге встретились, он неумело преклонил колено, учится манерам благородных людей, я расхохотался и, подняв, обнял дружески.
— Ну, рассказывай, — велел я, — что тут творите!
Он прогудел довольно:
— Как раз всех буянов отправляем к вам в Турнедо!.. А дальше вы уж их строгайте, как сами знаете.
— Скоро вернутся, — пообещал я. — Где-то через недельку примерно. Если ничто не задержит.
— Уже?
— А зачем затягивать?
— Вы говорили, через год…
— Я всегда работу заканчиваю раньше, — сказал я хвастливо. — А Великая Скарляндская армия, Могучая Победоносная, познавшая сладость побед, уже выступила в путь и прошла половину пути, а то и больше!..
Он сказал с чувством:
— Прекрасно, ваше высочество! Что нам нужно сделать, дабы не ударить лицом в грязь? Все-таки дело новое, у нас когда не было армии… были только отряды… Ох, простите, что мы тут разговариваем! Пойдемте в покои.
— Пойдем, — согласился я. — Самое главное, Ханкбек, сейчас разобраться, кого назначите командовать армией. Ну… и разные мелочи, вроде того, где разместить наиболее ударные части.
Он сказал поспешно:
— Конечно, на границе с Варт Генцем! Нападать и не подумаем, но если с их стороны что-то…
Слуги распахивают перед нами двери, но чувствуется, что это не столько слуги, сколько сородичи, даже родня, а широкие улыбки на лицах, хоть и не по протоколу, к которому я уже привык, но как приятно…