Но где же чудовища?
О, поддельных чудовищ полно: пришельцы на летающих тарелках,
гигантские пиявки, оборотни, люди-кроты (в фильме студии “Юниверсал”) и десятки
других. Но чего АИП не показала нам, испытывая эти многообещающие новые виды,
так это нечто такое, что отдает настоящим ужасом.., по крайней мере в том,
который дети войны воспринимают эмоционально. Это важное утверждение, и я
надеюсь, вы согласитесь со мной, что оно заслуживает курсива.
Они – то есть мы – знали психологический дискомфорт,
появившийся с Бомбой, но никогда не знали физических лишений или голода. Дети,
которые шли смотреть эти фильмы, были сытыми и ухоженными. У некоторых на войне
погиб отец или дядька. Но таких было немного.
И в фильмах тоже не было толстых детей, не было детей с
бородавками или страдающих нервным тиком; прыщавых детей; детей, вечно
простуженных; детей с сексуальными проблемами; детей с заметными физическими
недостатками (даже такими ничтожными, как плохое зрение, которое приходится
исправлять с помощью очков, – у всех детей из фильмов ужасов и пляжных картин
АИП стопроцентное зрение). Конечно, иногда на экране мог появиться
эксцентричный подросток (таких, как правило, играл Ник Адаме), ребенок чуть
ниже ростом или чуть более смелый, чем остальные, склонный к небольшим
странностям, например, носить шапку козырьком назад, как бейсбольный кетчер
(обычно у такого парня было прозвище Псих или Чокнутый), но дальше этого дело
не заходило.
Почти во всех фильмах действие разворачивается в небольшом
американском городе – с этой сценой аудитория знакома лучше всего.., но города
эти выглядят странно, будто здесь накануне съемок поработала специальная
команда, удалив всех хромых, заик, толстопузых или веснушчатых, – короче, убрав
всех, кто не похож на Фрэнки Авалона, Аннет Фуничелло, Роберта Янга или Джейн
Уайатт. Конечно, Элиша Кук Младший, который играл в большинстве таких фильмов,
выглядит странновато, но его обычно убивают в самом начале, так что, мне
кажется, он не в счет.
Хотя и рок-н-ролл, и молодежные фильмы (от “Я был
подростком-оборотнем” (I Was a Teenage Werewolf) до “Восстания без причины”
(Rebel Without a Cause)) потрепали нервы старшему поколению, которое
только-только успело начать расслабляться настолько, чтобы превратить “их
войну” в миф – неприятный сюрприз, словно выскакивающий из-за живой изгороди
крокодил, – и музыка, и кино были лишь предвестием того юнотрясения, которое
произойдет позже. Смущал Литтл Ричард, смущал и Майкл Лэндон, который даже не
снимал форменный школьный пиджак, превращаясь в волка, но оставались еще годы и
мили до Рыбьего Веселья в Вудстоке или до Старика с Дубленым Лицом, который
проделывал свою импровизированную хирургическую операцию в “Резне по-техасски с
помощью механической пилы” (The Texas Chainsaw Massacre).
Это было десятилетие, когда каждый родитель трепетал перед
призраком подростковой преступности: мифическим хулиганом-подростком, стоящим в
дверях кондитерской Нашего Городка; волосы его смазаны бриолином, под эполет
мотоциклетной куртки заткнута пачка “Лаки”, сигарета в углу рта, в заднем
кармане – новенький нож с выкидным лезвием, и он ждет ребенка. Ребенка,
которого можно бы побить, или его родителя, чтобы запугивать и оскорблять, или
девушку, чтобы ее изнасиловать, а может, собаку, чтобы ее убить – или съесть.
Этот пугающий образ, некогда созданный Джеймсом Дином и/или Виком Морроу,
внушал ужас любому – и вдруг появляется Артур Фонзарелли
[36]
. Впрочем, в те
времена популярные газеты и журналы видели молодежную преступность повсюду,
точно так же как за несколько лет до этого им повсюду мерещились коммунисты.
Сапоги с цепочками и потрепанные джинсы можно было увидеть или вообразить на
улицах Оакдейла, Пайнвью и Сетервилла; в Мандемейне, Айова, и в Льюистоне, Мэн.
Далеко протянулась тень этой страшной подростковой преступности. Марлон Брандо
первым дал этому пустоголовому нигилисту дар речи – в картине под названием
“Дикарь” (The Wild One). “Против чего ты восстаешь?” – спрашивает у него хорошенькая
девушка. “А что у тебя есть?” – отвечает Марлон.
Для какого-нибудь парня в городке Эшер-Хейтс, Айова, который
чудом остался в живых, совершив на своем бомбардировщике сорок один вылет над
Германией, а теперь хочет лишь продать побольше “бьюиков” с новой трансмиссией,
это очень плохая новость; этого парня молодежь нисколько не привлекает.
Но коммунистов и шпионов оказалось гораздо меньше, чем
предполагалось; точно так же опасность молодежной преступности была сильно
преувеличена. В конечном счете дети войны хотели того же, что и их родители. Им
нужны были водительские права; работа в городе и дом в пригороде; жены и мужья;
страховка; сознание безопасности; дети; платежи в рассрочку, которые они в
состоянии выплатить; чистые рубашки; чистая совесть. Они хотели быть хорошими.
Еще годы и мили между “Гли-клубом”
[37]
и Ассоциацией деятелей шоу-бизнеса;
годы и мили между Нашим Городом и дельтой Меконга; а единственный фуз-тон,
который они знали, – это когда Марти Роббинс сбивался, играя кантри. Школьная
форма была им не в тягость. Длинные бакенбарды вызывали у них насмешку, а
парень на каблуках или в шортах безжалостно высмеивался – ясно, что он
педераст. Эдди Кохрен мог петь об “умопомрачительных розовых женских брюках”, и
подростки раскупали его записи.., но не сами брюки. Для детей войны норма была
благословением. Они хотели быть хорошими. И они искали мутантов.
В ранних фильмах ужасов 50-х годов, ориентированных на
молодежь, допускалось только одно отклонение на картину, только одна мутация.
Не верили в нее родители. Именно дети – жаждущие быть хорошими – стояли на
страже (чаще всего на одиноком холме, нависающем над Нашим Городом за аллейками
влюбленных); именно дети искали, находили и уничтожали мутанта, снова делая мир
безопасным и пригодным для сельского клуба танцев и для миксеров “Хамильтон
Бич”.
В 50-е годы для детей войны ужас по большей части – за
исключением психического напряжения от ожидания Бомбы – был вполне мирским
ужасом. Возможно, концепция подлинного ужаса недоступна людям с набитым
желудком. Ужас, доступный детям войны, был небольшого масштаба, и в этом свете
фильмы, которые принесли АИП подлинный успех – “Я был подростком-оборотнем” и
“Я был подростком-Франкенштейном” (7 Was a Teenage Frankenstein), – заслуживают
особого внимания.
В “Оборотне” Майкл Лэндон играет привлекательного, но
замкнутого школьника со вспыльчивым характером. В целом он хороший парень,
только любит подраться (как Дэвид Баннер, альтер эго Невероятного Неуклюжего в
телевизионном сериале, герой Лэндона никогда не начинает первым), и в конце
концов дело доходит до того, что его могут исключить из школы. Он отправляется
к психоаналитику (Уит Бисселл, который играл безумного потомка Виктора
Франкенштейна в “Подростке-Франкенштейне”), но тот оказывается воплощением зла.
Считая психику Лэндона рудиментом ранних стадий развития человека, Бисселл с,
помощью гипноза добивается полного регресса Лэндона, сознательно ухудшая его
положение, вместо того чтобы помочь мальчишке.