Создавая свой вампирский роман, который потом был назван
“Жребий”, я решил отдать дань литературного уважения (как сделал Питер Страуб в
“Истории с привидениями”, работая в традиции таких “классических” авторов
рассказов о призраках, как Генри Джеймс, М.Р. Джеймс и Натаниэль Готорн).
Поэтому я придал своему роману намеренное сходство с “Дракулой” Брема Стокера,
и немного погодя мне начало казаться, что я играю в интересную – для меня по
крайней мере – игру в литературный рэкетболл
[18]
. “Жребий” – мяч, а
“Дракула” – стена, и я бью о стену, чтобы посмотреть, куда отскочит мяч, и
ударить снова. Кстати, некоторые траектории были крайне интересными, и я
объясняю этот факт тем, что хотя мой мяч существовал в двадцатом веке, стена
была продуктом девятнадцатого. В то же время, поскольку сюжет с вампирами в
комиксах, на которых я вырос, являлся одним из основных, я решил использовать и
эту традицию
[19]
.
Вот несколько сцен из “Жребия”, параллельных сценам из
“Дракулы”: кол, вбитый в Сьюзан Нортон (у Стокера – в Люси Вестенра),
священник, отец Каллахан, пьет кровь вампира (в “Дракуле” Мина Мюррей Харкер
вынуждена принять столь же извращенное причастие у графа под его памятные,
вселяющие ужас слова: “Мой изобильный, хотя и временный, источник…”), когда
Каллахан пытается войти в церковь, чтобы получить отпущение грехов, у него
загорается рука (в “Дракуле” Ван Хельсберг касается лба Мины облаткой, чтобы
очистить ее от нечестивого прикосновения графа, но облатка вспыхивает, и у Мины
на лбу остается ужасный шрам). Ну и, разумеется, толпа бесстрашных охотников на
вампиров, которая есть в обеих книгах.
Естественно, из “Дракулы” я решил использовать те сцены,
которые произвели на меня наибольшее впечатление; кажется, что Стокер писал их
словно в лихорадке. На примете у меня были и другие, но в окончательный вариант
они не попали – как не попал, например, эпизод с крысами. В романе Стокера
отряд бесстрашных охотников на вампиров – Ван Хельсинг, Джонатан Харкер, доктор
Сьюард, лорд Годалминг и Квинси Моррис – входит в подвал Карфакса, английской
резиденции графа. Сам граф давно покинул сцену, но оставил несколько своих
гробов для путешествий (ящиков, наполненных землей его страны) и уготовил
другие неприятные сюрпризы. И вот вскоре после появления бесстрашных охотников
за вампирами подвал заполняют крысы. В соответствии с легендами (а Стокер в
своем романе использует поразительное количество связанных с вампирами легенд и
преданий) вампиры обладают властью над мелкими животными: кошками, крысами,
ласками (и, возможно, республиканцами, хе-хе). Дракула послал этих крыс, чтобы
пощекотать нервы нашим героям.
Однако лорд Годалминг это предусмотрел. Он вып??скает из
сумк?? пару терьеров, и они быстро справляются с крысами Дракулы. Я решил: пусть
Барлоу – мой эквивалент графа Дракулы – тоже использует крыс, и создал для
этого в городе из “Жребия” открытую свалку, где крыс видимо-невидимо. На первой
сотне страниц я несколько раз упомянул об этих крысах и до сих пор получаю
письма: читателей интересует, может, я просто потом забыл о собственных крысах,
говорил я о них для того, чтобы создать атмосферу, или в них есть какой-то
другой, потаенный смысл?
На самом деле в черновом варианте крысы фигурировали у меня
в сцене настолько отталкивающей, что мой редактор в “Даблдэй” (тот самый Билл
Томпсон, которого я упомянул в предисловии) настоятельно посоветовал исключить
ее из романа и заменить чем-нибудь другим. Я поворчал, но послушался его
совета. В издании “Жребия” издательства “Даблдэй” (в серии “Новая американская
библиотека”) врач Джимми Коди и мальчишка Марк Петри, который повсюду его
сопровождает, выясняют, что “король вампиров”, как ярко выражается Ван
Хельсинг, почти наверняка живет в подвале местного доходного дома. Джимми
спускается туда, но лестница обрушивается. А из досок пола под ней торчат ножи.
Джимми падает прямо на лезвия и умирает: сцена, полная того, что я называю
“ужасом”, – в противоположность “страху” и “отвращению”; она – как бы середина
пути.
Однако в первом варианте романа лестница была крепкой.
Джимми спокойно спускался и обнаруживал – с роковым опозданием, – что Барлоу
призвал всех крыс со свалки в подвал доходного дома Евы Миллер. Подвал стал для
крыс настоящим “ХоДжо”
[20]
, а Джимми Коди – главным блюдом. Крысы сотнями
набрасываются на него, и мы смущены (если это верное слово) видом доброго
доктора, который, преодолевая их тяжесть, пытается подняться по лестнице. Крысы
у него под рубашкой, в волосах, они кусают его руки и шею. А когда он хочет
выкрикнуть предупреждение Марку, крыса забирается ему в рот и, пища,
устраивается там.
Мне нравилась эта сцена, потому что, как я полагал, она дает
возможность объединить предания о вампирах с другими ужасами. Но мой редактор
настаивал, что это чересчур, и постепенно я с ним согласился. Может быть, он и
прав
[21]
.
На предыдущих страницах я сделал попытку уловить некоторые
различия между научной фантастикой и жанром ужасов, между научной фантастикой и
фэнтези, между ужасом и страхом, между ужасом и отвращением – скорее на
примерах, чем при помощи определений. Все это неплохо – но, вероятно, стоит
внимательнее присмотреться к чувству ужаса, и опять-таки стараясь не дать
какое-то определение, а увидеть его воздействие. Что делает ужас? Что
заставляет людей стремиться к нему.., почему они готовы платить за то, чтобы их
напугали? Почему появляется на свет “Изгоняющий дьявола”? И “Челюсти?” И
“Чужой”?