– Узел точно над правым ухом, как у ируканских пиратов...
Теперь бутылку давай.
Мазур, с хрустом скрутив колпачок, протянул бутылку виски.
Президента щедро полили благородным напитком, даже за пазуху плеснули, развязав
узел галстука. Аристид что-то мычал и пытался выдираться, но, как и
предсказывал Лаврик, лишь совершал хаотичные, совершенно нескоординированные
движения. В глазах у него стоял неприкрытый ужас, но Мазур не испытывал ни
капли жалости.
Педантичный Лаврик сходил в спальню, вернувшись, поведал:
– И там все в порядке, крошка дрыхнет без задних ног, и
мордашка умиротворенная, словно ей очередной подарочек от хахаля снится...
Пошли?
Они быстренько протерли носовыми платками все, чего касались
и могли коснуться, отхлебнули из бутылки по доброму глотку для создания
соответствующей атмосферы разгула, подхватили не способного держаться на ногах
вертикально президента и преспокойно покинули квартиру. Вышли на ночную улицу –
тихую спокойную улочку фешенебельного квартала.
Шагавший впереди Мазур помахивал бутылкой, как дирижерской
палочкой и с чувством распевал – вполне прилично, без ненужной дури:
– O why the deuce should I repine,
and be an ill foreboder,
I’m twenty-three, and five feet nine,
I’ll go and be a solger…
[3]
За ним Лаврик, временами все же петляя, почти волоком тащил президента.
Аристид в нынешнем своем виде, помятый и благоухающий виски на кабельтов, и в
самом деле как две капли воды напоминал пьяного в стельку боцмана из-под
какого-нибудь экзотического флага. Картина для острова была насквозь привычная
и не вызывавшая никаких подозрений: заезжие гуляки возвращались к себе в отель
(или на судно, учитывая облик Аристида).
Благо идти пришлось недалеко, всего-то до угла – а там с
похвальной предупредительностью подкатило такси, не какое попало, конечно, а с
их верным водителем, так и остававшимся Мазуру неизвестным ни по имени, ни по
воинскому званию. Мазур поместился рядом с кубинцем, а Лаврик сел на заднем
сиденье, время от времени бесцеремонными тычками возвращая президента в подобие
вертикального положения – тот ни в какую не хотел угомониться, еще не
освоившись с мыслью, что он более не способен нормально жестикулировать и
говорить.
Нарвались они совершенно неожиданно. На ярко освещенной,
безлюдной улице, вывернув из-за угла. От обочины наперерез браво кинулся
полицейский в шортах цвета хаки и белой рубашке с широкими синими погонами,
взмахнул светящимся жезлом. Еще двое стояли у кромки тротуара – и у одного на
плече висела британская магазинная винтовочка, разумеется, британская. По
здешним меркам такой вот ночной патруль означал примерно то же самое, что в
стране покрупнее – неожиданно выведенные на улицу танки.
Водитель дисциплинированно затормозил и притерся к обочине.
Лаврик сказал тихонько:
– Если что – гасим, но, я вас прошу, не до смерти...
Полисмен зашел со стороны водительского сиденья и с ходу
попросил предъявить документы, вежливо, но твердо. Остальные двое бдительно
таращились на машину, правда, винтовочку с плеча ее обладатель так и не снял.
Проверив бумаги и вернув таковые, полицейский наклонился и
заглянул в салон. Улыбаясь ему дружески, Мазур отсалютовал полупустой бутылкой
и безмятежно допел:
– I gat some gear wi’meikle care,
I held it weel thegither,
But now its gane, and someting mair,
I’ll go and be a sodger…
[4]
Особенно внимания страж порядка не обратил ни на него, ни на
Лаврика, но на президента воззрился гораздо внимательнее – зрелище было не в
пример более экзотическое, нежели двое подвыпивших и одетых вполне прилично
молодых людей.
Президент, все еще не растерявший, надо полагать, надежды на
чудесное спасение из лап похитителей, замычал что-то и яростно дернулся.
Зрелище получилось столь похабное – то ли пьян товарищ в дупель, то ли
специфической травки обкурился – что Мазур ухмыльнулся совершенно искренне.
– Эт-то кто такой? – в некоторой растерянности вопросил
полицейский.
– Президент Аристид! – рявкнул Лаврик с широченной
пьяной ухмылкой. – Не узнали, сэр?
Полицейский хмыкнул, покрутил головой:
– А ведь похож, что самое смешное... Проезжайте, господа!
И отступил на обочину, потеряв к ним всякий интерес. Машина
тронулась под блеяние президента, барахтавшегося на сиденье словно угодивший на
сушу осьминог.
– Пронесло, – вздохнул Мазур.
– Тебя тоже? – ухмыльнулся Лаврик, панибратски похлопал
Аристида по щеке: – Сиди спокойно, чадо непутевое, кто ж теперь в тебя поверит,
в такого... А в общем, старая добрая классика. «Кто едет? – спросили
караульные. Мазарини! – с хохотом отвечал д’Артаньян». И пропустили их
беспрепятственно, хотя в карете именно Мазарини и сидел...
Аристид забился, свалился на пол, в нелепой позе
заклинившись между сиденьями. Не без труда извлекши его оттуда, Лаврик сказал
веско:
– Сиди и не барахтайся, сукин кот, ты ж все понимаешь...
Никто тебя, прохиндея, убивать не собирается, ты даже по морде не получишь,
хотя следовало бы... Можешь не верить, но ты сейчас – в компании ангелов-хранителей,
которые за тебя костьми лягут в случае чего... Сиди, говорю, а то как двину!
Президент чуточку унялся. Лаврик перегнулся к Мазуру:
– Мы сейчас проедем мимо твоего дома... Эта паршивка
наверняка не спит, сидит, как на иголках... Скажешь ей: пусть завтра к рассвету
сидит наготове вместе со своим хмырем, и чтобы он непременно прихватил
камеру... Усек?
Глава 18
Ихтиандр ночной порой
Мазур, медленно шевеля ластами, плыл примерно метрах в
полутора от поверхности моря. Вода была прозрачнейшая, и над головой
подрагивали смазанные светлые пятнышки множества звезд, их отражения на
спокойной морской глади сплетались в причудливые колышущиеся узоры, и это было,
как во сне – невесомость, безмолвие, полумрак и звездное сияние...
На поверхность, конечно, не поднималось ни пузырька
отработанного воздуха, такой у него был акваланг. На миг поднявшись над водой,
он убедился, что ошибиться не мог, не умел он в таких случаях ошибаться: до
фрегата оставалось кабельтова два, на нем не заметно было огней. Погрузившись с
головой, Мазур поплыл дальше, рассчитывая каждое движение, каждое сокращение
мускулов. Как-никак он шел на боевой заход не к корыту по имени «Виктория», а к
боевому кораблю не самого зачуханного на планете военно-морского флота, где на
борту имелось немало людей, понаторевших в ремесле с длинным скучным названием
«Обеспечение противодиверсионных мероприятий при стоянке на рейде».