Тарра. Граница бури. Летопись вторая - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 27

6

Ледяная рука сжала горло так неожиданно, что Роман выронил из рук кружку с чернорябиновым вином, и та покатилась по полу, оставляя на выструганных досках причудливый темно-лиловый след. Эльф этого не видел, как и изумленных и испуганных глаз хозяев. Сердце бешено колотилось, взгляд застилала тьма, прорезываемая ярко-синими вспышками. Он не понимал, ни что с ним происходит, ни где он находится. Он вообще ничего не понимал, превратившись в один клубок боли и отчаянья. Затем все исчезло так же внезапно, как и накатило; он вновь сидел в чистой, пахнущей сушеными травами горнице в обществе четверых гоблинов и одной собаки, которая успела положить тяжеленные лапы ему на плечи и всячески выражала свое собачье сочувствие, вылизывая лицо. Отодвинув от себя дружественную морду, Роман виновато улыбнулся и развел руками, стараясь дать понять, что сам не понимает, что с ним случилось.

Седой гоблин глубоко вздохнул, сотворив рукой какой-то странный знак, видимо отвращающий зло, и подал гостю новую кружку, доверху наполненную все тем же рябиновым.

— Прости, почтенный, — Рамиэрль сам удивился, с каким трудом ему дались эти простые слова, — и попроси простить хозяйку. Я прибавил ей работы.

— Что с ты быть? — резко и требовательно спросил вогораж. — Ты не походить ты сам! Сказать я!

— Не знаю, — через силу улыбнулся Роман, — что-то сжало вот тут. — Он показал на сердце. — Затем темнота. И какие-то огни перед глазами. А потом все прошло. Осталась лишь пустота.

— Очень пустота? Да? — участливо переспросил старик и что-то быстро сказал своим, которые обменялись понимающими грустными взглядами, а женщина неслышно подошла к эльфу и обняла его за плечи, что-то тихо-тихо приговаривая по-горски. Странное дело, но Роману от этого стало немного легче. — Я думать так, — седой гоблин выговаривал чужие человеческие слова еще более старательно, чем раньше, — я очень думать так. Ты сейчас терять близкий или родной. Он умирать и думать о ты. Это плохо, но лучше надо знать. Такая жизнь. Вам она все равно лучшая, чем нам.

— Лучше? — Рамиэрль с удивлением поднял глаза. — Смерть всегда смерть.

— Да, но вы… У вас есть не знать, как вы звать… То, что есть всегда, даже если тело умирать или убивать?

— Душа?

— Душа? Да. Душа! У вас есть. Вы потом новая жизнь. Встретить всех опять. Мы, орки, нет. У нас нет душа. Только одна жизнь. Мы умирать. Исчезать навсегда. Только память оставаться. Песня. И еще есть эта… Честь? Да, честь. Ты не плакать. Ты идить и делать, что должный. Криза… ее зовут Криза, да… Она знать горы так, как я. Она смелый девочка. Она идить с тобой. Грэддок больной, да. Он лежать до весна и не мочь идить. Я должный быть с ним и Грэдда. А Криза идить. Весна Грэддок ходит. И я, и он ходи Ночная Обитель и смотреть и слушать много орки. А потом мы встречаться и говорить, что видеть и находить. А ты и Криза идить утро. Времени не хватать. Скоро снег. Зима. Плохо. Высоко. Лошадь оставлять тут. Им не идти гора. Они не олень. Падать. Боять.

— Спасибо. — Роман вновь заставил себя улыбнуться. — Криза, красивое имя… Нам надо научиться понимать друг друга.

Кого бы он ни потерял, это уже случилось, а ему нужно идти вперед. Это счастье, что судьба ему послала спутницу и что он может не беспокоиться о Топазе и Перле. Роман больше не сомневается: он перейдет горы и найдет Проклятого…

7

Эстель Оскора

Не помню, сколько я просидела рядом с Астени. Останься Эанке жива, она получила бы еще одно наглядное подтверждение того, что я — чудовище, нелюдь, порождение Тьмы и так далее. Я была без плаща, но я пережила эту ночь, несмотря на такой холод, что даже звезды казались ледяными. Впрочем, звезды я стала различать только к утру, когда застывшее небо позеленело.

Надо было вставать и идти на северо-восток. В Эланд, где я никогда не бывала, к человеку, с которым мы когда-то были близки, но о котором я почти ничего не могла вспомнить…

Преданный, молча пролежавший всю ночь у моих ног, неожиданно подал голос. Я вздрогнула и взглянула на своего спутника. Рысь уже разгребла снег и сосредоточенно разбрасывала смерзшуюся буковую листву. Зверь вновь оказался умнее меня — Астену была нужна могила. К счастью, шуба из листьев оказалась теплой — до земли мороз не добрался, и мы вдвоем к полудню вырыли достаточно глубокую яму, в которой и было суждено упокоиться сыну эльфийских властителей. То, что я сотворила потом, не свидетельствовало о моем благоразумии, но я не могла иначе — черная дыра казалась такой темной и холодной… Велев Преданному оставаться возле тела, я пошла назад к зарослям бересклета и шиповника, на которые мы вчера любовались.

Я ломала руками, кромсала ножом гибкие темно-зеленые ветви, покрытые раскрывшимися плодами, так смахивающими на весенние цветы. Остановила меня резкая боль — я умудрилась-таки порезаться… Сорванных веток хватало, чтобы достойно проводить всех погибших, но до всех мне не было дела — пусть их лежат… Они считали меня опасным животным, что ж, я таковым и стала. По их милости и для них.

Я выложила дно могилы ветками, на которых расстелила плащ Астена, затем кое-как спустила его самого, накрыв до подбородка своим плащом, — мне не хотелось, чтобы его касались тряпки тех, кто вышел на охоту за нами… Себе я оставила кинжал, с которого не стала стирать его кровь. Пусть будет со мной, пока ее не смоет чья-то еще или же моя…

Оружие врагов — подходящее украшение для могилы воина, а Астен был воином, защищавшим до последнего вздоха эту землю и… меня. Женщину, навязанную ему судьбой в спутники и ставшую причиной его гибели. То, что я так легко смогла отомстить, делало его смерть еще более жестокой и ненужной. Я в последний раз расправила золотистые волосы, коснулась ледяной руки. Больше всего мне хотелось остаться здесь навсегда, но тогда я была бы не чудовищем, я была бы предательницей, подсадной уткой, приманкой, из-за которой погибают лучшие из живущих на этой земле…

Я забросала Астена ветками и с помощью Преданного зарыла яму. Обошла убитых и собрала оружие — кинжалы, луки, мечи — и соорудила что-то вроде ограды. Можно и нужно было идти, но я медлила. Камней здесь не имелось, а вот всяческие лесные твари водились, без сомнения. Если не грянут совсем уж лютые морозы, то лисы и волки разгребут рыхлую землю в два счета. Сделать с этим было ничего нельзя, но мои ноги, казалось, приросли к месту, а в душу словно вогнали чудовищный кол… Проклятое воображение рисовало, как острые лисьи зубы рвут тело эльфийского принца, как к весне только несколько выбеленных снегом костей остается от того, кого я начинала любить.

Я не могла ни смириться с этой мыслью, ни отогнать ее и тупо глядела на разворошенную землю. Глядела, но не видела, во всяком случае я не сразу заметила то, что творилось под моим взглядом. Земля начала плавиться. Текучие медленные ручейки, от которых веяло жаром, лениво сползали с небольшого холмика, сливались друг с другом. Могила на глазах покрывалась блестящей глазурью, словно какой-нибудь сахарный пирог. Я лихорадочно оглянулась в поисках какого-то волшебника, пришедшего на помощь. Лес был пуст; немногочисленные зимние птицы и те разлетелись, напуганные вчерашней схваткой и нашим с Преданным присутствием. Мы были одни, а это означало, что я сотворила еще одну волшбу. Не представляю, как я это сделала, но мое неистовое желание защитить мертвого друга от падальщиков каким-то образом расплавило почву. И не только расплавило, но и превратило ее в сверкающий лиловый камень с белыми и сиреневатыми прожилками. Могила была надежно защищена аметистовой броней, а белые пятна в камне напоминали печальных лебедей. Мимолетная эта мысль нашла немедленный отклик. Внутри лилового монолита замерцали, перемещаясь, светлые огни, и в центре отчетливо проступил силуэт прекрасной птицы.