Хомячье поле наконец осталось позади. Стемнело, легкий ветер отогнал пороховой дым и принес из дальней рощи запах цветущих акаций, акаций, которые будут цвести и тогда, когда никого из пришедших к излучине Канна не будет в живых. Акации, чье право цвести они отстояли…
А его, оказывается, ждали, хоть он, уходя с молчаливым Клэром, не сказал, ни куда идет, ни когда вернется. Вездесущий Зенек умудрился разыскать своего сигнора и привести ему лошадь.
Аррой кивнул Зенеку и вскочил в седло. Незнакомый гнедой пошел размашистой рысью. Зенек пристроился рядом.
— Клирики делают все, что нужно?
— Так, проше дана, но схоронить всех будет тяжко… Сейчас шукаем своих, кто запропал. Дан Архипастырь всех до поля погнал, и бискупов, и кардиналов… Особливо тех, хто с Годоем замиряться хотел.
— Браво, его святейшество! — хмыкнул адмирал, представив кардиналов, зажимающих носы платками и пробирающихся меж убитых лошадей. — Будет кое-кому Светлый Рассвет… Надо бы туда же и фискалов наладить. Пусть гоблинов хоронят, авось прекратят ябеды писать.
— То не прекратят, проше дана. Скорше кошку отучить за мелкими тварюшками гоняться. Так и данна Герика порешила…
— Что Герика?
— А то. — Зенек был слишком молод, чтобы читать в чужих глазах. — То она поехала себе. Велела кланяться вам и всем. Казала, теперь она не нужна, а з-за нее только хлопот много будет. Опять же и «синяки», и наследство всякое…
— Когда уехала? Куда?!
— Не знаю, проше дана. — До Зенека наконец дошло, что с герцогом что-то не так. — Дорога та, что с Малахитовых ворот… А уехала, еще светло было. Хотела вас найти, а вы как раз до эльфов пошли. Она ей сказала, что то — судьба.
Рене уже не слушал, дал шпоры коню и под короткое обиженное ржанье канул в синюю ночь. Глухо простучали, ветер донес приказ — адмирал велел Зенеку возвращаться в город.
Глава 6
2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя
Арция. Святая дорога
Таяна. Высокий Замок
1
Рене остановил коня, только когда рассвело. Прохожие с удивлением оглядывались на одинокого всадника. Кое-кто из них мог знать, каков из себя эландский вождь. Конечно, настоящему Аррою здесь делать нечего, но черная цепь, седые волосы, темные брови и бородка… Пока никто с вопросами не приставал, но остатки здравого смысла заставили свернуть в лес. Что делать дальше, адмирал не знал — здесь, у Кер-Флориана, в Святую дорогу вливался Лесной тракт, от которого, в свою очередь, отходили дороги на Маэллу и Кер-Септим. Герика могла свернуть куда угодно… У нее имелось несколько часов форы, и она была вольна в выборе.
Вообще-то будущего короля Таяны и Эланда исчезновение Герики Ямборы должно было радовать, но Рене Аррой — человек и мужчина — мириться еще и с этой потерей не собирался.
— Ну и что ты собираешься делать? Найти женщину, когда она не хочет, чтобы ее нашли, труднее, чем верблюду пройти через игольное ушко. Герика Годойя поступила логично и обоснованно. Наличие в Идаконе Эстель Оскоры, даже если она утратила свою Силу, создаст общий дискомфорт. — Жан-Флорентин с удовольствием произнес заковыристое слово. — Нельзя забывать и о том, что Годойя является дочерью и наследницей злейшего врага Благодатных земель и вдовствующей королевой Таяны. Ее добровольный уход облегчает нашу геополитическую задачу. Нет человека — нет вопросов!
— Уймись, — отмахнулся Рене, — я ее все равно найду. Даже если придется пешком добираться до Эр-Атэва.
— Это несерьезно, — от возмущения Жан-Флорентин всегда отливал фиолетовым, — государственный ум должен отбрасывать второстепенное ради приоритетного. Империя превыше всего, а государство — это ты!
— Я и не зову тебя с собой. — Адмирал спрыгнул с коня и поднял тому переднюю ногу, внимательно осмотрев подкову. — Проклятье, придется менять… Если мы за неделю не отыщем следов, двинемся в Тахену. Тебе все равно пора возвращаться…
— Ничего подобного! — Жан-Флорентин был вне себя. — Мой долг еще не исполнен, а твой тем более. Годой теперь еще опаснее, чем был. Эмзар очень обеспокоен тем, как ему удалось исчезнуть. Нельзя забывать и о судьбе пленных, они сдавались, рассчитывая на твое слово, а в твое отсутствие их судьба может оказаться плачевной. Зрелище победы бывает страшнее зрелища поражения. И потом, ты дал обет принять в Светлый Рассвет корону.
— Сейчас я дал себе другой обет. Найти ее, хотя бы чтоб проститься.
— Вот оно, — выдохнул жаб. — Вот любовь, которая должна спасти мир.
— Мир уже спасен, ты сам говорил. И спасла его не любовь, а Геро.
— Чем больше я обдумываю случившееся, тем больше склоняюсь к тому, что все только начинается. Ты твердо решил пренебречь своим словом ради этой женщины?
— Да.
— Тогда мы должны сделать это в кратчайшие сроки.
— Я бы предпочел сделать это сегодня, но, боюсь, придется рыскать по Арции не один месяц…
— Нет, эти люди невозможны и непонятливы, даже лучшие из них! Позови Гиба. Он найдет все, что хоть единожды отразилось в капле воды. Он тебя любит… Так, разумеется, как могут любить эти создания. Искать твою женщину для него будет игрой, но он ее найдет.
— И ты говоришь мне это только теперь?!
— Я надеялся тебя образумить с помощью логики и напоминаний о твоем долге перед Благодатными землями. Но ты обезумел, а если нельзя убедить, остается согласиться и помочь… Ты не взял уздечку, но он знает твои руки.
В зарослях отцветшего боярышника журчала невидимая речушка. Адмирал бросился к воде. Гиб ждать себя не заставил. Лоснящийся скакун с шумом выскочил на берег, стряхивая радужные брызги и нехорошо скалясь на лошадь из плоти и крови.
— Гиб, — Аррой пытался говорить спокойно, но в голосе помимо воли прорывалось что-то звеняще-напряженное, — Жан-Флорентин говорит, ты можешь найти Герику.
2
Илана пошире распахнула окно и наполовину высунулась наружу, пытаясь отдышаться. Нездоровье беременности было забыто, герцогиня вновь чувствовала себя отменно, и вот опять… И как же некстати! Ланка прижала руки к вискам, пытаясь понять, что же с ней такое. Во рту пересохло, сердце билось неровными толчками, липкий холодный пот струился по спине, в ушах шумело. Это походило на отраву, и, скорее всего, ею и было. Держась за стену, принцесса поползла к зеркалу, к звонку. Вызвать Катриону, хотя чем та сможет помочь? Если отравитель добрался до герцогини, он озаботился найти яд без противоядия, и все-таки… Все-таки она не сдастся! Она хочет жить, она должна жить, иначе… это несправедливо.
Женщина почти добралась до трюмо, когда поняла, что оно больше ничего не отражает. Изнутри стекла всплывали мутно-серые клубы, казалось, там, внутри, кто-то стирает отвратительно грязное белье. Звон в голове стал нестерпимым, ополоумевшее стекло принялось колебаться и вспучиваться, повторяя движения серого марева, пока не слилось с ним в одно целое. И когда белесая мгла потекла в комнату, вместе с ней вперед шагнула знакомая фигура. Хозяин Высокого Замка явился домой, и все стало на свои места. Зеркало опять было зеркалом, в котором честно отражалась противоположная стена и мелочи, разложенные на туалетном столике. Сердце больше не прыгало, тошнота тоже прошла…