Красное на красном - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 129

Сона, не переставая ржать, вздыбилась и пустила в ход передние копыта. Рядом возник кто-то в черно-белом, что-то крикнул, но Дик не разобрал. Между ними вклинился здоровенный кагет с маленькой резной секирой. Юноша, заглядевшись на непонятное оружие, промешкал, но кобылица не сплоховала, взбрыкнув задом. Чужой конь, получив ощутимый удар копытом, дернулся в сторону, секира просвистела над самым ухом Дика, раздался выстрел, кагет мешком свалился под ноги лошадей, а пристреливший его гвардеец поскакал дальше и затерялся среди сотен людей и лошадей.

Вопли кагетов и талигойцев, конское ржанье, топот, какое-то бульканье, пыль, острый пьянящий запах. Дик отчаянно махал шпагой, потом вспомнил о пистолете, который и разрядил в чью-то разинутую пасть. Бой вертелся ярмарочным колесом, вокруг Ричарда орали, стреляли, рубили, падали, метались туда и сюда свои и чужие, фыркали, ржали, били задом, взлетали на дыбы кони, трещали копья, свистели клинки.

— Получи!

— Бей уродов!

— Бацута!

— А, закатная тварь!

— Кагетаааааа!

— На тебе!

Краем глаза Дик заметил, как кагет в бирюзовом наставил пику в грудь гвардейцу. Удар — пика перерублена, второй — бирюзовый повисает вниз головой, застряв в стремени. Упал раненный в грудь конь, спешенный талигоец схватился со спешенными кагетами, шпага застряла в теле врага, черно-белый не растерялся, врезал надвинувшемуся на него здоровяку кулаком, выхватил странного вида топор с дырками по всему лезвию, ударил…

— Разрубленный Змей!

— Талиг! Талиг!!!

— Казеа!!!

— Вараста и Ворон!

Каким-то чудом Ричард оказался рядом с Эмилем, генерал и его конь были забрызганы кровью, явно чужой. Савиньяк что-то проорал, весело сверкнув глазами, Дик не понял. Мимо промчался какой-то таможенник, во все горло крича два слова — «пора» и «Шеманталь». Савиньяк кивнул, и все завертелось снова, но в схватке наступил перелом.

Если б Дик был парящим в небе ястребом, он бы увидел, как передние кагеты пытаются развернуться навстречу выскочившему из рощи противнику и как «золотой эскадрон», сделав петлю, ударяет во фланг тем, кто сцепился с Савиньяком. Это стало последней каплей. Все больше и больше кагетов заворачивало коней, пытаясь спастись бегством, и наконец паника стала всеобщей. Недавние преследователи, вконец потеряв голову, бросились назад по своим же следам.

Савиньяк гнал бегущих безо всякой жалости. С каждой минутой становилось очевидней преимущество талигойских боевых коней над кагетскими лошадьми, даже самыми лучшими, — десяток талигойцев легко сминал три десятка кагетов. Ричард скакал рядом с Эмилем, крича что-то немыслимое. Юноше казалось, что за спиной у него выросли крылья. Он был счастлив и бессмертен, они все в этот миг были бессмертны и всесильны. Враг бежал, его следовало догнать, уничтожить, втоптать в желтую пыльную землю, и тогда придет победа, высшее счастье, дарованное мужчине и воину. Копыта Соны выбивали дробь, над головой трепетало знамя с Победителем Дракона, и Ричард Окделл не считал его чужим. Это было его знамя, это были его соратники, это была его победа…

— Иногда я понимаю своего дядю, — зло бросил Луллак, глядя на поле, — мулы! Безмозглые мулы!

Робер Эпинэ не мог согласиться с этим утверждением — мулы, по мнению Иноходца, были весьма разумными и милыми созданиями. В отличие от казаронов. Что случилось с теми, кто прельстился «брошенным» обозом, было неизвестно, но Иноходец был готов поклясться, что мародеры нарвались на серьезные неприятности. Зато судьба увязавшихся за «золотым эскадроном» тайны не представляла. Неудачные преследователи частью были вырублены, частью бежали, опрокинув двинувшиеся резервы, а изрядное количество конных идиотов втоптали в столь любимый Туххупом конский навоз свои же. Те же, кто все-таки добрался до талигойской пехоты, обнаружили свою полную непригодность.

Атаковать построившуюся в каре пехоту конным строем — это риск, бросаться на ощетинившуюся пиками живую крепость, не соблюдая никакого строя, — самоубийство. Робер подозревал, что, постройся талигойцы у подножия холма или горы, у казаронов хватило б глупости попереть на них галопом вниз по склону, впрочем, на равнине вышло немногим лучше — разве что ноги лошадям не переломали.

Эпинэ видел, как нападающие раз за разом отлетали от вросших в землю черно-белых четырехугольников, платя за каждую бессмысленную атаку десятками людских и, что особенно бесило Робера, лошадиных жизней. Талигойская пехота действовала безупречно — мушкетные залпы следовали один за другим и были слаженными и прицельными, первые ряды держали строй, не отступая ни на шаг, если кто и был ранен или убит, его место немедля занимал свежий боец. Сноровка и хладнокровие пехотинцев особенно впечатляли в сравнении с дурацкой яростью кавалеристов. Отброшенные конники налетали на опоздавших, и на подходе к талигойским позициям возникла очередная куча-мала. Адгемару это наконец надоело, и казар слегка пошевелил рукой:

— Сын сестры, помоги им!

Луллак рванулся к лестнице, но Лис его остановил:

— Не сам. Отправь гонцов с приказом. Две трети — в бой, треть — сюда. — Принц хотел что-то сказать, но передумал и исчез. Казар повернулся к Эпинэ и произнес на талиг:

— У меня создается впечатление, что будущее за пехотой и мушкетами, а не за кавалерией и мечами.

— Я согласен, но лишь отчасти. Нерегулярная кавалерия обречена, но…

— Да, нерегулярная кавалерия обречена, — подтвердил Адгемар, не отрывая взгляда от творящегося на поле безумия. Эпинэ был готов поклясться, что казар доволен происходящим, хотя радоваться было нечему. Кавалеристы гибли сотнями, не продвигаясь вперед ни на шаг, более того, образовавшийся перед талигойцами вал из лошадиных и человеческих тел гасил разбег, всадникам приходилось думать, куда послать коней, а пули продолжали собирать урожай.

Вернулся хмурый (как же, не пустили в бой!) Луллак. Приказ он исполнил, но красивое лицо молодого кагета было встревоженным. Адгемар милостиво улыбнулся племяннику.

— Полководец не должен сам браться за саблю, сын сестры. Его оружие — это его голова.

— Да простится мне моя дерзость, но атака пехоты со стороны лагеря была бы более уместна.

— Она будет, — улыбнулся казар, — возможно.

И тут Робер понял все. Главным врагом Адгемара был не Алва, а казароны, которые мешали ему делать то, что он считал нужным. Лис хотел быть королем, а не казаром, ему нужна была абсолютная власть, и он добывал ее на Дарамском поле.

До Алвы черед дойдет, но сначала Адгемар избавится от камней на ногах — от живых людей, которых он хладнокровно послал под чужие пули. Какими бы ни были эти казароны, они — кагеты, они пришли по призыву своего казара защищать свой дом, не зная, что их гонят на убой. Луллак это понимает, и ему это не нравится, но он молчит. Любопытно, если б Рокэ не взял Барсовых Врат, что бы сделал Адгемар с казаронами? Отравил, перерезал, отпустил по домам? Или устроил резню, переодев часть бириссцев в черно-белое, и бросился к гайифскому императору и Эсперадору с жалобой на нарушителей Золотого Договора?