– Советую остаться, ночь на дворе.
– Нет, нет, я поеду.
– На чем? Последняя электричка ушла.
– Что же делать? – в растерянности
воскликнула я.
– Ложитесь спать у нас, у сестер в
комнате, а утром отправитесь, – мягко предложил Михаил Петрович, –
потрапезничаете гречневой кашею с чаем. Сегодня не постный день, сестра-хозяйка
курицу на стол поставит, мы скромно живем, но в ладу с богом…
Тихий голос батюшки обволакивал покоем, мне
внезапно захотелось вкусной ядрицы с маслом, в комнате висело расслабляющее
тепло, зуб перестал болеть, надеть куртку и выйти на мороз показалось
невозможным.
– Спасибо, – пробормотала я, –
сколько я должна за постой?
– Нам деньги не нужны, – ответил
батюшка, – помолитесь вместе со всеми за ужином, поверьте, вам легче
станет.
Утром сестры поднялись ни свет ни заря. И хоть
они двигались очень тихо, одевались молча, я тоже проснулась и поспешила на
первую электричку.
В вагоне стоял адский холод. Еще раз мысленно
поблагодарив Кутякина, давшего мне пуховый платок, рукавицы и валенки, я
съежилась в комок и, чувствуя, как в десне снова бьется боль, попыталась еще
раз обдумать ситуацию.
Убийца, которую я пыталась найти, находилась
постоянно около меня, это Линда. Отчего я пришла к такому выводу? Ну,
во-первых, имя дочери Ирины Верлинда, а, согласитесь, жену Василия зовут очень
необычно. Линда! Скорей всего, девушка, удрав из Веревкина, просто отбросила
первый слог «Вер» и стала «Линдой». Зачем? Да не нравилось ей дурацкое имя!
Потом странное выражение «пройда анафемская»!
Первый раз я услышала его от Линды, затем от Ирины Маловой, она, оказывается,
так величала дочь, Верлинда об этом написала в своем письме. В любой семье
бывают некие слова, присущие только родственникам. Ну, допустим, Кристина
частенько говорит «гадюково». «Это не сосиски, а гадюково». «Фу, какая кофта,
просто гадюково». Не знаю, откуда девочка притащила сей оборот, но мы тоже
начали повторять его. А тут «пройда анафемская».
Что мне известно о Линде? Вася говорил, будто
она явилась в Москву из провинции и весьма быстро вышла за него замуж. А
Верлинда как раз убежала из Веревкина, и брак с москвичом был ей просто
необходим, девица разом получала и прописку, и мужа! Еще она знала, что у
погибшей Ники Локтевой есть дочь, считала Асю своей сестрой по отцу и решила ее
убить. Почему? Ну, не знаю, наверное, тут вопрос в деньгах, на которые рассчитывала
жадная Верлинда. Если вспомнить послание, которое дочь оставила матери, то
становится понятно: главным для девицы были хрустящие купюры. А я могу
рассказать об алчности Линды. Она пускает в дом строителей, обирает их,
обманывает, не покупает продукты, надеясь на то, что харчи принесут постояльцы.
Кстати! Я вскочила, стукнулась головой о стекло окна, снова рухнула на сиденье
и стиснула изо всех сил сумку. Понимаю теперь, что Линда еще задумала!
Глупый, наивный Вася, владелец тюнингованной
«Оки» и любитель заложить за воротник, решил, что он ловко устроился в жизни!
Пьет у соседки, домой приходит трезвым, а деньги на загулы зарабатывает в
качестве Деда Мороза. Только Линда хитра и умна, она знает правду про супруга и
позволяет ему веселиться! Почему? Да очень просто! Линда решила убить Асю, но
как это незаметно сделать? Правильно, она надумала переодеться Снегурочкой. А
откуда убийца узнала, что Вася поедет к Асе? О-о-о! Она все сама устроила!
Локтева-то никак не могла сообразить, кто вызвал ей Деда Мороза! Это была
Линда! Дело обстояло так! Жена знает правду про мужа, она сама заказывает
«дедушку» на адрес Аси и просит:
– Пусть он ко мне к семи вечера придет.
Затем Вася засыпает… Минуточку… Память
услужливо подсунула картину.
Вот мы с Дедом Морозом сидим за столом у
девочки-инвалида, у Васи оживает мобильный, он хватает трубку и шипит:
– Тише, молчите, это моя жена! Да, да, я
на работе. Ну не злись! Сейчас, хорошо, уже пью!
С этими словами он выуживает из кармана брюк
фляжку и, почти опустошив ее, кричит:
– Слышала? Все в порядке, я выпил!
Потом засовывает телефон на место и говорит
нам:
– Чегой-то внутри забарахлило, мне воду
лечебную прописали, надо пить ее по часам, это гомеопатия. Вот Линда и
волнуется, если не послушаюсь – она мне врежет!
И как развивались события дальше? Спустя
несколько минут Вася осоловел, я еле-еле стащила его вниз. Значит, в бутылке
было снотворное. Вот оно что! Линда не предполагала, что муж завернет к больной
девочке, ее не было в списке. По расчету убийцы, Вася должен был наглотаться
лекарства, сидя у Аси, если бы он там тяпнул его… «Дед Мороз» засыпает, Локтева
злится, а тут звонок, на пороге Снегурочка.
– Здрассти, – говорит она, –
извините, я задержалась, машину парковала, можно войти?
И Ася ничтоже сумняшеся впускает гостью, а та…
Дальше, наверное, Линда хотела вложить пистолет в руку спящего Васи, да не
нашла мужа и убежала прочь. План удался не полностью. Ася погибла, а Васю ни в
чем не заподозрили. Милая жена-то хотела еще избавиться и от надоевшего мужика.
Посадят супруга, Линда одна останется хозяйкой в квартире!
– Станция Москва-Товарная, –
прозвучало из динамика, – следующая Москва-Пассажирская. Граждане, не
забывайте свои вещи!
Я встала и побрела в тамбур. Все сложилось,
убийца найдена, есть кое-какие непонятные детали, небольшие несостыковки, но в
целом картина ясна! И что мне делать? Садиться писать роман! Где? У Линды?
Оставить ее безнаказанной? Это просто невозможно!
Соскочив на платформу, я понеслась к метро.
Так, сейчас позвоню Олегу! Боже, как болит зуб и ухо! Такое ощущение, что мне
дробят челюсть молотком. Да, без мужа не обойтись, он поможет, мой Куприн…
Ноги подкосились. Совсем забыла, что Куприн
больше не мой! Я ничья, никому не нужная особь! Меня бросил муж и выгнали из
издательства. Слезы потекли по лицу, я попыталась смахнуть их варежкой,
случайно задела щеку и чуть не скончалась от боли. Кое-как, скрючившись, я
спустилась на платформу и села в поезд. Так, спокойно, Вилка! Может, все еще не
так плохо. Надо позвонить Олегу и попросить о помощи, да, он больше не любит
меня, но неужели бросит в беде? На Куприна это не похоже. Спокойствие, только
спокойствие. Сейчас поеду в стоматологическую клинику, она начинает работу в
восемь утра, пусть мне хоть что-нибудь сделают с зубом, а потом обращусь к
супругу. Вернее, уже не супругу!