Пару раз потом Луиза ездила в Москву, якобы к
зубному, но Ира знала: подруга пытается раздобыть документы, только получить
чужой паспорт никак не удавалось.
– Ничего, – сказала вдова
конструктора подруге, вернувшись в очередной раз из столицы ни с чем, –
бог милостив, пошлет помощь.
Вечером того же дня, совсем поздно, Ира,
утомленная жарой, решила искупаться. Сил наполнять ведрами летний душ не было,
и она надумала сбегать к речке, идти к ней всего ничего, напрямик, через лес.
Наступала ночь, но Малова не боялась темноты. Прихватив полотенце, она пошла к
задней калитке, дом Ирины был последним на улице, прямо за ним чернели ели.
Размахивая полотенцем, Ира побежала по
дорожке, повернула влево и увидела мальчика и женщину. Лицо ребенка было в
крови.
– Что случилось? – воскликнула
Малова.
Тетка толкнула ребенка.
– Вот урод! Упал! Мы из Овсянкина, я с
мужем поругалась, схватила сына и к маме подалась! Не вернусь больше к Сереге,
дрянь он, пьяница. Да и мальчишка в него пошел, косоногий! Шел да и упал,
теперь воет! Автобус уехал, че делать будем?
И она снова пнула мальчика, тот немедленно
зарыдал.
– Зачем вы его бьете? – возмутилась
Ира.
– Еще мало получил! Теперь из-за него в
лесу ночевать придется!
Малова присела, вытерла личико ребенка
полотенцем и предложила:
– Пойдемте ко мне, а завтра на первом
автобусе отправитесь.
– Денег нет за постой платить!
– Я их не прошу, вон моя изба, самая
крайняя.
– Ну, если за так, то спасибо, –
после небольшого колебания ответила тетка.
Веревкино уже спало, когда Ира привела мать с
сыном к себе, впрочем, пришли они со стороны леса, через «черную» калитку и
даже днем бы остались не замечены соседями.
Женщина представилась Люсей и села пить чай,
до трех утра она безостановочно жаловалась на жизнь, потом вдруг сразу заснула,
прямо за столом.
– Пошли ляжем, – сказала Ира Луизе.
Подруга сверкнула глазами.
– Значит, так, утром начинаем
действовать!
– Ты о чем?
– Неужели забыла? Мешки с картошкой! У
меня есть паспорт!
– Откуда? – вытаращила глаза Малова.
Луиза встала, открыла сумку гостьи и вытащила
документ.
– Вот! Теперь стану Люсей Прохоровой, она
меня, правда, на пять лет моложе, но ведь я не выгляжу на свой возраст, и у
Матвея и ее мальчика разница всего в год. Здорово вышло!
– Э… э… – забормотала Ирина, – ты…
э… Подожди, но Люся проснется, станет искать…
– Не станет, – оборвала ее Луиза –
тут и погибнет! Очень даже хорошо выйдет, найдут кости в углях, никаких
сомнений не останется. Отлично все складывается.
Малова принялась судорожно креститься.
– Ужас! Замолчи!
– Здорово получится, – лихорадочно
продолжала Луиза, – твоя дочка у подружки гостит, ее с нами нет. Соседи
спали, когда вы пришли, никто ничего не приметил. Муж этой Люси, по ее
рассказу, тревоги не поднимет, будет считать, что жена у матери, а когда
опомнится, то и следов не найдет. Раз в жизни подобная удача случается! Что
молчишь?
– Мы станем убийцами, – прошептала
Малова, – как потом жить?
– Если сейчас ситуацией не воспользуемся,
то совсем жить не будем, – прошипела Луиза, – нас с Матюшей точно
убьют, так, на всякий случай, но и тебе не поздоровится. Думаешь, в органах
идиоты сидят? Нет, живо скумекают, кто у Луизы Иосифовны лучшая подруга? Давай
и ее с дочкой того, вдруг вдова ей что-нибудь сболтнула! И ведь как хорошо все
у нас станцуется! Изба сгорит, на пепелище останутся кости! У меня паспорт, ты
вне подозрений. Станут соседки приставать, где деньги на новую избу взяла,
смело ври: «Дочкин отец дал». Все в Веревкине уверены, что ты от москвича
богатого родила. Ну, давай решайся!
Ира уставилась на крепко спящую Люсю. Значит,
жизнь этой совершенно незнакомой бабы и ее сына надо обменять на жизнь горячо
любимых Луизы и Матвея, да и на свою с дочерью, между прочим, тоже!
– А вдруг она проснется и
выскочит? – сказала Малова.
– Нет, – ответила Луиза, – я ей
в чай лошадиную дозу своего снотворного напихала, и мальчишке тоже лекарство
дала. Будут дрыхнуть и ничего не почувствуют, в дыму во сне задохнутся! Никаких
неприятных ощущений, тихо уйдут, без боли и мучений. Кстати, я и Матвея
успокоительным напоила, сунем его в мешок, он даже не шелохнется. Ну, вперед,
скоро пять утра, торопиться надо!
Дальнейшее Ирина помнила смутно, действовала
словно зомби под руководством Луизы. Расстались подруги в лесу, Малова свернула
к электричке, таща на тележке единственный мешок с картошкой, а Луиза, ведя за
руку едва проснувшегося Матвея, двинулась в сторону Колькина, ей предстояло
пройти около десяти километров по чаще, минуя тропинки, и выйти в том месте,
где ее никто не знал.
Ирина замолчала, я сидела, притихнув, на краю
ее постели.
– Видишь, – вдруг воскликнула
Малова, – я стала преступницей, но господь уберег, никто ничего не
заподозрил, одна ты…
– Что я?
– Ты… ты… хочешь, чтобы мать сама все
тебе напомнила! Изволь. Ты, оказывается, отлично знала про… да… да… Не хочу!
Все! Хватит! Освободила душу! Не в том ты меня подозревала! Считала убийцей
Вероники, пуговицу хранила! Ан нет, правды-то ты не знала! Ха-ха-ха, вот оно
как! Я и впрямь женщину убила, но не ту, и сделала это ради тебя, от смерти
спасала! Да! Это ты украсть драгоценности хотела, ты чуть не погубила всех! Или
забыла? Так свое же письмо и прочитай! Забери его, порви, унеси…
Из глаз Ирины потоком хлынули слезы.
– Доченька, прости! Верлинда! Милая!
– Кто? – удивилась я.
– Знаю, знаю, – бормотала
Ирина, – тебе имя Верлинда никогда не нравилось, ну прости, прости, обними
меня. Если бы только ты понимала, как я мучилась, боялась, оттого небось
господь болезнь мне и послал, за грех. Луизка-то, наверное, здорова, ей ничего
не сделается. Что подруга со мной сотворила! Пройда анафемская!
Я вздрогнула. Пройда анафемская! В голове
закружились разные мысли, они пытались сложиться вместе…
– Жива она, жива, – твердила
Ирина, – сколько лет не виделись, ни слуху ни духу, ни весточки, а почти
год назад мне вдруг открытку принесли, посмотри в тумбочке, она там!