Кэрли вздрогнула. Взглянув в зеркало, она вдруг заметила, как зашевелились шторы. Потом кто-то перекинул длинную ногу в узких черных брюках через подоконник. Девушка затаила дыхание.
— Рамон! — прошептала она, когда он появился из-за занавески. Бросившись к тумбочке, Кэрли вытащила из ящика старый однозарядный пистолет, подаренный ей матерью после смерти отца. Она привезла его с восточного побережья.
Дрожащими руками Кэрли направила оружие на Рамона. Тот усмехнулся:
— Кажется, ты решила застрелить меня?
— Я знаю, как это сделать, веришь ты мне или нет. Я также знаю, чего ты хочешь, но не позволю тебе утащить меня в Льяно-Мирада. Яне стану твоей шлюхой!
— Значит, вот как ты думаешь?
— Ты сам это сказал во время нашей последней встречи. Миранда уехала, и тебе нужна ш-шлюха.
Его лицо стало печальным.
— Миранда вернулась, но это не имеет значения. Ты — моя жена, а не шлюха.
— Раньше ты говорил другое.
Пистолет дрогнул в ее руках, она едва удерживала оружие.
Он расправил плечи:
— Нажми на курок, Кэрли, или убери пистолет, пока никто из нас не пострадал.
Она вздохнула, потом нерешительно опустила пистолет.
— Ладно, хоть я и не могу застрелить тебя, но не позволю тебе вытащить меня отсюда. Я закричу на весь дом, если ты приблизишься ко мне.
Рамон опять усмехнулся:
— Я скучал о тебе, querida. Без тебя в Лас-Алмас очень тоскливо.
— Чего ты хочешь?
Кэрли напряженно посмотрела на него, готовая убежать. Нет, она не позволит ему снова похитить ее, использовать и унизить только потому, что им по-прежнему владеет желание! Однако оно охватило и ее, едва Кэрли увидела Рамона.
— Я пришел поговорить… всего лишь поговорить, хотя мне нелегко было решиться на это. Надеюсь, ты выслушаешь меня?
Почему он так смотрит на нее — внимательно, нежно? От этого взгляда Кэрли затрепетала.
Испанец приблизился к ней, но она отступила:
— Я не шучу, Рамон. Я закричу, позову дядю. Люди появятся в этой комнате, прежде чем ты коснешься меня.
— Тогда сделай это. Возможно, ты желаешь моей смерти, но я не виню тебя. — Он медленно, но решительно направился к ней.
— Клянусь, я закричу!
Он остановился прямо перед Кэрли.
— Не думаю. — Он забрал у нее пистолет и положил на туалетный столик.
— Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя всей душой. — В этот момент она действительно ненавидела его. За то, что он заставлял ее любить себя. За то, что ее кровь закипала, когда она видела его.
— Может, и так. Но я не виню тебя и в этом.
— Чего ты хочешь? Зачем пришел сюда?
Он поднес руку к ее щеке. Кэрли заметила, что его пальцы дрожат.
— По многим причинам… Я хочу многого. И знаю, что не получу ничего, если не сумею кое-что объяснить тебе.
Кэрли удивленно смотрела на Рамона, пытаясь понять его слова.
— Я спросила, чего ты хочешь.
— Хочу признаться в том, что неправильно отнесся к происшедшему в Монтеррее. — У Кэрли закружилась голова. — Ты права, я не поверил тебе, потому что ты англичанка. Ненависть к gringos затмила мой разум.
Кэрли покачнулась, но Рамон поддержал ее.
— С тобой все в порядке? — взволнованно спросил он. Кэрли кивнула, и Рамон неохотно отпустил ее. — Дело не в утрате ранчо дель Роблес и не в смерти моего брата… Это связано с тем, что я пережил в прошлом.
— С чем? — изумилась Кэрли.
Глаза Рамона потемнели.
— Была одна женщина, — начал он, — красивая gringa. Ее звали Лили. Возможно, я был влюблен в нее. Я сомневаюсь в этом, думая о моих чувствах к тебе, но точно не знаю. Тогда я был моложе, глупее. Она стала для меня всем, но я значил для нее очень мало. Однажды я застал ее в постели с двумя парнями из университета, моими приятелями. — Его глаза стали жесткими, они смотрели куда-то вдаль, словно он видел ту сцену. — После Лили у меня были другие англичанки, теперь я использовал их. — В его голосе звучала боль. — В ту ночь в Монтеррее… войдя в нашу комнату… я увидел то, что всегда боялся увидеть, — мою жену-англичанку, изменяющую мне с другим мужчиной.
Кэрли посмотрела на него полными слез и обиды глазами:
— Как ты мог подумать, что это правда, Рамон? Я не хотела никого, кроме тебя! С первой нашей встречи для меня существовал только ты один!
— Прости, Кэрли. Я знаю, слова мало значат, но я пришел, чтобы сказать: я люблю тебя. Ты едва ли мне веришь, но это правда.
Кэрли прикусила дрожащую губу. Как она когда-то мечтала услышать эти слова! Сейчас, когда Рамон произнес их, девушка поняла, что не может избавиться от сомнений, мучивших ее.
— Любить — это еще не все, — прошептала она.
Рамон опалил ее взглядом:
— Ошибаешься! Будь это так, я не пришел бы сюда. Я люблю тебя. Ты моя жена, Кэрли. Прошу тебя, вернись домой.
Она посмотрела в красивые карие глаза Рамона, вспомнила жаркие ночи, проведенные в его объятиях, и спазм сдавил ей горло. Еще несколько дней назад Кэрли хотела только этого. Но у нее было время для размышлений, и впервые за несколько недель на многое она посмотрела иначе.
— Я не могу этого сделать, Рамон.
— Но почему? Ранчо Лас-Алмас — твой дом!
Кэрли покачала головой, борясь со слезами:
— Мы слишком разные. Ты не раз давал мне понять это, но я слишком сильно любила тебя и ничего не замечала. Случившееся в Монтеррее может повториться. В тебе слишком укоренились предубеждения, Рамон. Твоей любви ко мне недостаточно, чтобы разрешить наши проблемы.
— Ошибаешься, Кэрли. Я уже осознал то, чего не понимал раньше. Это произошло благодаря тебе. Ты заставила меня многое оценить по-иному.
Искренность его чувств не вызывала сомнений. Кэрли хотелось прикоснуться к нему, обнять, избавить от боли.
— Вернись в Лас-Алмас, Кэрли. Будь моей женой!
Она посмотрела на любимое лицо, обхватила руками его шею и прижалась к нему.
— Я люблю тебя, Рамон, — сказала Кэрли, зная, что не сможет пойти с ним. Многое еще может случиться. Она боялась снова испытать такую боль.
— Te amo, — прошептал он. — Я люблю тебя. Те necesito. Ты нужна мне.
Он поцеловал ее так страстно, что Кэрли задрожала.
— Я люблю тебя, Рамон, так сильно, что иногда мне кажется, будто мое сердце разорвется на части. Но я не могу пойти с тобой, как бы ни хотела этого. Может произойти что-то еще… Ты многого не знаешь обо мне.
Его руки замерли.