Кивнув, он протянул ей мешок:
— Немного поспи, потом помойся и надень новую одежду. Потом, если захочешь, расскажешь мне, что случилось.
Она смахнула слезу:
— Если вы не против, я бы предпочла забыть об этом. Важно лишь то, что этот брак распался. Если можно оформить развод, я бы хотела сделать это.
Флетчер улыбнулся:
— Не беспокойся, моя девочка, и положись на меня. А сейчас постарайся отдохнуть.
Покинув комнату племянницы, он начал обдумывать варианты: принял одни, отверг другие, рассмотрел оставшиеся. Как обычно, все можно исправить. Кэрли дома, и, весьма вероятно, Винсент Баннистер со временем простит ее. Они еще смогут пожениться.
Винсент станет его должником, как и Уильям. Породнившись с такой влиятельной семьей, он достигнет всего, чего хочет. Флетчер надеялся, что Кэрли не беременна от испанца, но даже эту проблему можно решить, если действовать быстро.
Он хотел задать несколько вопросов племяннице насчет Испанского Дракона и возможного участия Рамона де ла Герра в преступной деятельности разбойника. Закрыв дверь кабинета, Флетчер подошел к бару и налил себе бренди.
Ему требовалось время; теперь, когда Кэрли дома, оно работает на него. Флетчер удовлетворенно улыбнулся и осушил бокал.
Рамон с головой ушел в работу. Он трудился с рассвета до заката, пока его силы не истощались, но все равно не мог заснуть. На ранчо все притихли. Безмолвное отчаяние Рамона угнетало работников, висело, как черная туча, над матерью и теткой.
Никому не сказав о случившемся, Рамон сообщил лишь то, что он и Кэрли решили расторгнуть брак. Возмущенная мать заявила, что это невозможно, пыталась узнать причину. Наконец он взорвался, накричал на нее, запретил вмешиваться в свою жизнь.
Тетка постоянно упоминала при нем о Кэрли, причем с такой теплотой, что он не выдержал и выбежал из дома. Рамон собирался отправиться в Санта-Барбару, чтобы найти необходимые документы и вернуть семье ранчо дель Роблес, но потом отправил туда Мариано. Испанец опасался встречи с кузеном, не уверенный в том, что совладает с собой.
Последние две недели Рамон прожил в лагере. Странно, но его обрадовало отсутствие Миранды — Педро повез ее к родным покойного мужа. Рамон не был готов к общению с женщиной. С любой женщиной. Мысль об интимных отношениях тотчас заставляла его вспомнить об Анхеле и Кэрли, и к горлу подкатывала тошнота.
Наконец через некоторое время он овладел своими чувствами, как и прежде, позволив гневу вытеснить из души боль. Он лелеял свою ярость, как живое существо, жил ею, чтобы прогнать невыносимую муку. Заставляя себя вспоминать, как застал их в комнате, Рамон снова испытывал боль, пронзавшую его сердце точно кинжал. Он представлял Кэрли с Виллегасом, убеждал себя, что она, возможно, хотела и его. Если бы он, Рамон, не появился там, Кэрли, наверное, приняла бы грубые ласки негодяя.
Только ночами ему не удавалось обманывать себя. Помни меня такой, какой я была до… Скажи себе, что в Монтеррее ничего не случилось. Вспоминай то, что мы делали, радость, которую делили. Помни хорошее, а не плохое.
Во сне он выполнял просьбу Кэрли. Помнил, как красива она была в первую брачную ночь. Помнил, как она взбиралась на горы, полная решимости дать ему отпор. Этим она завоевала его уважение. Помнил, какой путь прошла бедная девочка из шахтерского поселка, превратившаяся в светскую красавицу, которую приняло бы самое лучшее общество.
Он помнил, как Кэрли выхаживала больных в деревне, как привязалась к Двум Орлам, как переживала смерть его сестры.
Рамон не забыл и тот день, когда они наблюдали за совокуплением лошадей. Тогда его охватило неистовое желание… такое же страстное, какое, кажется, испытывала и она. В ночные часы, между тягостными снами, Рамон спрашивал себя, как Кэрли могла предать его.
Возможно, если бы она понимала глубину его чувства к ней…
Но когда он просыпался окончательно, ему приходилось мириться с правдой. Она американка английского происхождения. Как Лили. Как Флетчер. Холодная и жестокая.
Но в любое время суток Рамон все так же желал ее, подумывая даже о том, чтобы силой вернуть Кэрли в свою постель. «Она — моя жена, — говорил себе испанец, — поэтому принадлежит мне, и я могу делать с ней все, что пожелаю». Но даже овладев ею, выплеснув всю свою злость, он будет страдать, держа Кэрли в объятиях и вспоминая о предательстве.
Он запретил себе думать о ней и сосредоточился на проблемах, которые предстояло решить в лагере. Деньги, вырученные от продажи лошадей, заканчивались. Пришла осень — пора, когда gringos продают скот и коней. Дилижансы снова повезут золото. Наступало время Эль Дракона.
Впервые с тех пор, как он принял участие в налетах брата, Рамон обрадовался возможности излить свою ярость на англичан, причинивших ему столько боли.
— Нам надо поговорить, Кэрли.
— Простите, дядя… Что вы сказали?
Она стояла у окна, глядя на юго-восток, где находилось ранчо Лас-Алмас.
— Нам надо поговорить.
Она рассеянно улыбнулась:
— Конечно, как вам угодно.
Он повел ее в кабинет и плотно закрыл дверь.
— Что такое, дядя Флетчер?
— Все дело в этом негодяе — Эль Драконе. Он напал на дилижанс возле Сан-Фелипе и захватил две тысячи долларов — зарплату для шахтеров Новой Идрии.
Кэрли облизнула губы. Уже три недели она старалась ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Сейчас ее сердце затрепетало, в ушах застучала кровь.
— Его поймали?
— Нет. Мерзавец удрал. Люди формируют добровольческий отряд. Я беру с собой несколько человек. Мы присоединимся к основной группе сегодня днем. — Он внимательно посмотрел на Кэрли. — Надеюсь, ты сообщишь нам что-нибудь полезное.
Ее пальцы начади мять подол модного шелкового платья.
— Я давно сказала бы вам, если бы что-то знала.
— Хотелось бы верить в это, Кэрли.
Он шагнул вперед и взял девушку за руки, которые внезапно похолодели.
— Ты не обязана хранить ему верность. В конце концов дон Рамон…
— Дон Рамон? При чем тут дон Рамон?
— Я полагал, что ты объяснишь мне это.
Кэрли подняла голову, внутри у нее все дрожало.
— Рамон не имеет никакого отношения к Испанскому Дракону. Он — весьма уважаемый человек. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
— Он жаждет мести, Кэрли. Считает, что я украл его землю. Я бы не удивился, если бы он велел похитить тебя, решив поквитаться со мной.
Господи! Это слишком походило на правду.
— А вы действительно украли его землю?
— Не говори ерунду. Я купил ее у Томаса Гаррисона.
Она видела эту фамилию в документе.