IX
Как понимать взаимоотношения и взаимодействие внутреннего
театра личности и общественного театра с его сценическим искусством? Говорить
об этом очень сложно. Что здесь является отражаемым, что – отраженным? Вполне
понятна необходимость внутреннего театра личности для существования
общественного театра, но можно ли отрицать обратное влияние?
Вероятно, однозначного ответа на этот вопрос нет.
Подражательное поведение, исходящее из эмоционального принятия того или иного
лица или персонажа и совершенно естественное в раннем детстве, у невротика –
существа инфантильного, нравственно незрелого – получает особый смысл, несет
ему социальный камуфляж – конформизм. Сцена или экран, помимо всего прочего,
становится для него своеобразной демонстрацией, рекламой масок, которые можно
при случае в схожих ситуациях, почти неосознанно, примерить на себя,
использовать в жизни, благо роль, поведение маски уже отрежиссировано,
эстетически организовано и принято. Артист, «кумир публики», «властитель дум»,
даже его изображение, фотография в роли или «в жизни» (еще одна роль!)
становится предметом особого культа в душевной жизни невротика, даже если он
этому артисту явно не подражает.
Однако маска-роль, сценическая эстетика – не самое главное
для невротика в театре.
Театр есть нечто большее, чем сцена. Впечатление сцены –
только один из компонентов, создающих вкупе театральный феномен. Сцена – лишь
известный позитив театра, его своеобразная фотография, но существует и негатив,
скрытые стороны театра, составляющие его таинство. Театр немыслим без сцены, то
есть поля, в котором действует маска, но одно искусство сцены театра не создает.
Нельзя думать, что таинство театра – в секретах актерской кухни или в
гениальности драматургии (это моменты важные, но не основополагающие). И уж,
конечно, совсем наивно было бы думать, что театр возможен только при наличии
специального театрального здания, декораций, бутафории, реквизита и пр. Театр
раскрывается всякий раз, как только в нашей жизни возникают его, театра,
негативные составляющие или, другими словами, как только вступают в силу
субъективные факторы его существования.
Сцена оправдана только тогда, когда в ней существует
насущная потребность, но если этой потребности нет, она превращается в самое
нелепое в мире занятие.
Сцена получается или не получается в зависимости от того,
существует ли театр, то есть присутствуют ли в наличии все его психические
составляющие, без которых самое лучшее театральное здание окажется ненужной
постройкой, но в присутствии которых театр может возникнуть в самом, казалось
бы, неподходящем месте. Я говорю о психических предпосылках театра как его
основном нерве, ведь театр начинается не со строительства здания. Театр как
учреждение есть лишь социальная проекция театра как человеческой, точнее
невротической, потребности.
Не является ли в этом смысле всякое общественное учреждение
проекцией той или иной функции человека, своеобразным объективно-социальным
продолжением его наклонностей? Вероятно, и библиотека, и музей, и стадион, и
ресторан, и баня, и т. д. есть не что иное, как проекция на социум и реализация
в нем соответствующей человеческой потребности в информации, эстетическом
восприятии, физическом совершенствовании, утолении голода, чистоте и т. д.
Так же обстоит дело и с театром. Сначала – театр внутренний,
невротическая потребность театра, а затем – театр общественный с его
сценическим искусством, то есть социальная проекция театра, которая может быть,
а может не быть тем театром, созвучие, резонанс с которым (в моей
субъективности, в моей невротической данности) мне нужен, для меня значим.
Функция общественного театра, его призвание – быть резонатором душевной глубины
человека. Как вибрирующая звучащая струна, лишенная резонатора, звучит бедно и
скудно, так и внутренний театр личности без своего резонатора – общественного
театра – обречен на мелкомасштабность, доморощенность, хотя сам для себя (и это
необходимо подчеркнуть) может быть достаточно актуален. Театр возникает не в
общественном театре, имеющем здание, сцену и профессиональную труппу актеров,
здесь он только проявляется.
«Предлагаемые обстоятельства» предлагаются не только
драматургом и режиссером, но и самой жизнью и могут внедряться в такой
внутренний театр личности, до которого общественному театру с его устоявшейся
эстетикой далеко. Невротик в таком случае не находит отражения своих душевных
проблем на сцене, он замыкается в самом себе, в своем внутреннем театре. В
жизни театр имеет большее распространение, чем принято думать, и захватывает в
себя людей, наиболее расположенных к нему, то есть невротиков и актеров;
невротик – как и актер, человек театрального самочувствия no-преимуществу, –
всегда находит в своей жизни сюжет для разыгрывания; любая почва под его
ногами, даже «нервная», превращается в театральные подмостки.
Какие же психические негативы создают театр?
Об этом трудно говорить, особенно в отношении внутреннего
театра личности, как вообще трудно говорить доказательно и объективно о
субъективных факторах существования того или иного явления, но для
общественного театра эти негативные факторы легче уяснить и осмыслить,
поскольку они имеют свои конкретные воплощения.
Пьеса – только повод для возникновения взаимодействия между
сценой и зрительным залом. Границей, условной линией, разделяющей их, является
не рампа или занавес, а маска действующего на сцене персонажа. Хочу подчеркнуть
этим живой, а не механический характер контакта между сценой и зрительным
залом. Зритель не столько зрит актера, сколько сочувствует, сопереживает ему
(правильнее было бы называть его не зрителем, а сочувственником), и, если этого
сочувствия, соучастия нет, а есть только развертывающееся на подмостках
развлекательное шоу, только отвлеченный калейдоскоп сценических событий,
заставляющий глазеть во все стороны в ожидании сногсшибательного дива, то
театра нет, есть лишь сцена, нелепо и грубо рекламирующая себя.
Сцена не существует сама по себе, она всегда обращена к
публике, к зрителю. Это непременное условие существования театра. Актер всегда
играет на зрителя, он не может бессмысленно играть перед пустым залом, но
пустота зрительного зала – не физический факт; пустым для сцены, для актера,
зрительный зал может быть и тогда, когда заполнен случайными людьми, так и не
ставшими зрителями, публикой. Спектакль живет и достигает цели, если есть
информационно-энергетический обмен между сценой и зрительным залом; если же его
нет, если зритель присутствует в зале сам по себе, а актер на сцене – сам по
себе, то нет и спектакля, потому что при таких условиях театр невозможен.
Таким образом, публика второе (после маски) непременное
условие существования театра.
Она не обязательно воплощается в сборище присутствующих в
зрительном зале; толпа не всегда превращается в публику.
Один и тот же спектакль может удаться или не удаться в
зависимости от присутствующей на нем публики (премьера в этом отношении
особенно показательна). Говорить о театре – это не значит говорить только о
спектакле и его постановке, это значит говорить о воздействии спектакля на
публику и публики на спектакль. Можно сыграть спектакль, а театра при этом не
получится. Публика – один из создателей спектакля в театре; если она
безучастна, то спектакля нет. (Вот чего нет в кино, которое может обойтись и
глазеющей толпой!)