Теперь, покончив со своими делами, она вернулась в сарай, стоявший особняком за огородом.
Как обычно, в длинном каменном здании было прохладно и безупречно чисто, все лежало на своих местах, лавки были чисто вытерты, пол выметен веником из листьев кукурузы.
Последние лучи солнца заглянули в окошки под черепичной крышей, с гор подул свежий ветер. На Джо пахнуло землей от мотыг, лопат, совков, грабель и тысяч других садовых орудий, ароматом фиалок, цветущих в маленьких плошках на одной из полок. Она едва успела поставить лейку на скамью, когда у нее за спиной раздался шум открывшейся двери.
— Я так и думал, что найду тебя здесь.
Рейн стоял в лучах закатного солнца, золотившего его волосы. На нем были нанковые панталоны и белая льняная рубашка с расстегнутым воротом. На его высоких черных сапогах осела пыль.
— Я как раз заканчивала работу и собиралась идти ужинать.
Джо старалась не обращать внимания на то, каким красивым, каким мужественным он выглядит.
Она старалась не обращать внимания на то, как панталоны облегают его мускулистые бедра, как на шее у него выступают жилы, намекая на мощь скрытого рубашкой тела. Она старалась, но не смогла подавить сердцебиение при мысли о его мускулистой груди, о том, как двигалось его тело, когда они занимались любовью.
— Я уже почти закончила с клумбами вокруг дома, — сказала она, надеясь, что он не заметит, как дрожит ее голос. — Я надеюсь, вы довольны тем, что я сделала.
Против воли ее сердце забилось сильнее, а между грудей выступил пот.
— Я больше чем доволен твоей работой. Но, к несчастью, я пришел поговорить не о цветах.
— Если не о моей работе, то о ч-чем же?
Ее глаза вглядывались в его лицо, но оно оставалось в тени. Он держался напряженно, его ноги были расставлены как тогда, когда он дрался с матросом в таверне.
— Джоселин, нам пора разобраться с прошлым. Я искал тебя сегодня, чтобы поговорить о выстреле. Я не намеревался обсуждать это здесь, но теперь мне кажется, что так будет даже лучше. Здесь мы, во всяком случае, скрыты от любопытных глаз и ушей.
Джоселин глотнула.
— Да… здесь уединенно. Пауло мало кого сюда пускает.
Она с трудом выдавливала из себя слова. Во рту у нее пересохло, руки дрожали. Он пришел, чтобы услышать правду? Была ли это именно та возможность, о которой она молилась все это время? У нее появилась надежда, но вместе с ней и ужас.
— Насчет случившегося… — сказала она. — Я надеялась, что настанет день, когда мы сможем это обсудить.
В поведении Рейна что-то неуловимо изменилось. Когда он вышел на свет, она заметила резкие линии у него на лбу и напряженную челюсть. В его глазах читалась холодная, продуманная решимость, и ее сердце упало.
— Я не думаю, что здесь есть, что обсуждать. Мы оба и так знаем, что произошло — в меня стреляли с очень близкого расстояния. Рана была очень тяжелой. Я чуть не умер. И вот я пришел узнать, что ты можешь сказать об этом.
Джоселин скользнула по нему взглядом, заметила, как непреклонно он держится, как готов не верить ни единому слову. Его глаза стали совсем темными, губы сжались. И ее как удар грома поразила мысль, что он пришел сюда не за тем, чтобы услышать правду, он пришел противостоять ее отрицаниям вины. Он был уверен, что она солжет, уверен, что она виновна, — как был уверен с самого начала. И он уже предубежден против нее.
Как и прежде, Рейн заранее осудил ее.
Джоселин охватила волна гнева и отчаяния. Боль и злость были так сильны, что ей стало дурно. Она была не в силах выговорить ни слова, она не могла заставить себя сказать правду, которой он все равно никогда не поверит.
Ей хотелось броситься на него, борясь с ужасной уверенностью, в которой до сих пор она отказывалась себе признаться: что бы она ни сказала и ни сделала, Рейн все равно ей не поверит. Ей казалось, что она умирает. Все в ней болело от беспомощности, от поражения и потери. Ее жизнь предстала перед ней как черный колодец без будущего, полный беспросветного отчаяния и горького одиночества.
— Ну же, дорогая Джо, я проехал тысячи миль, чтобы выслушать тебя. Мы оба знаем, что это сделала ты. Тебе осталось лишь объяснить, как ты все это задумала и организовала. Неужели в тебе не найдется мужества даже на то, чтобы опровергнуть мои слова или наконец сказать правду?
Она по-прежнему молчала. От гнева и унижения она утратила дар речи, она не могла даже думать в этот ужасный, мучительный момент. Она так долго ждала, она позволила себе надеяться, даже мечтать. А теперь все надежды были разрушены.
— Ты хочешь правды? — наконец выдавила Джо, собрав все свое мужество, хотя сердце ее разрывалось. — Правда в том, что я с самого начала тебя ненавидела. Я ждала, пока не увидела, что ты потерял бдительность, а потом заманила тебя в кабинет. А когда ты вошел, я вытащила пистолет из кармана юбки и выстрелила!
Боль в его глазах была велика, но она не могла сравниться с ее болью. Ей хотелось сделать ему больно, наказать его так, как он наказал ее.
— Ты ведь это хотел услышать? За этим ты пришел сюда? Ты хотел, чтобы я сказала, что пыталась тебя убить? Ну, теперь ты это услышал — а если ты дальше будешь меня мучить, я найду возможность сделать это снова!
В глазах Рейна блеснул гнев. Он подошел к ней, исполненный презрения, но Джоселин не сдавалась. Она была выше страха перед возмездием, выше того, что он собирается с ней сделать, какая бы расплата ее ни ожидала.
— Оставить тебя в покое? — усмехнулся он. — Ты этого хочешь? Не думаю. Не тогда, когда ты так смотришь на меня. Твой разум может желать мне смерти, но твое тело жаждет меня. Эта часть твоего плана вышла из-под контроля, да?
Рейн резко и горько рассмеялся.
— Ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? А я думаю, ты хочешь, чтобы я был в тебе. Я думаю, что ты жаждешь меня с утра до ночи, как и я жажду тебя.
Он схватил ее за руки и привлек к себе.
— Ты дурак, если думаешь, что я хочу тебя. Я ненавижу тебя — вот каковы мои чувства!
— Разве?
Он попытался ее поцеловать, но Джоселин сопротивлялась и сумела освободиться. Полная негодования, она размахнулась и ударила его. Звук пощечины звонко отдался в тишине комнаты.
Сердце Джо затрепетало. Он сейчас так разгневан, что обязательно побьет ее.
— Я рад, что тебя не сломали, — сказал Рейн, потирая щеку. — Мне всегда это нравилось в тебе.
Несмотря на всю горечь, это признание удивило ее. Когда Рейн снова обнял ее, она даже не обратила внимания. Она ощутила под своими ладонями его мускулистую грудь, когда он запрокинул ее голову и страстно поцеловал, его губы обрушились на ее рот с жестокой силой. Она ожидала, что он причинит ей боль, что он станет кусать ее нежные губы, будет жестоким и грубым, чтобы наказать ее за пощечину и ужасные, гневные слова.