Мелькнул чулок - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Гейдж cтр.№ 58

И, пожав плечами, добавил:

– Зато у вас неплохие глаза. Заставьте вашего агента найти что-нибудь на телевидении. Триллер или детектив. Если повезет, может, сумеете получить роль героини в сериале.

Значит, он прочел ее мысли и раздавил, как назойливого комара. Объяснить что-либо не было никакой возможности.

– Простите, – выдавила она. – Водитель, остановитесь, пожалуйста. Я выйду здесь.

Они почти добрались до шоссе, где было полно машин. Придется добираться домой отсюда.

Рис попытался остановить ее. Такси подкатило к обочине. Энни схватилась за ручку дверцы и взглянула на Риса. Он уставился в какую-то точку над головой водителя.

– Простите, что отняла у вас столько времени. Но я и в самом деле считаю вас великим писателем.

Рис посмотрел на нее.

– Спасибо, – сухо ответил он. – Я обязательно буду пользоваться ремнем безопасности.

Он захлопнул дверцу. Машина отъехала. Значит, он с самого начала знал, кто такая Энни!

* * *

Проходили дни, и напряжение становилось все невыносимее. Каждый раз, когда Энни смотрелась в зеркало, она видела Лайну и думала о многих прекрасных актрисах, упустивших шанс сыграть роль, которая могла принести им славу, и только по той простой причине, что пьеса была написана, когда актриса была слишком молода или слишком стара, чтоб в ней играть. Не повезло!

Даже те, кто, как Энни, восхищался Элизабет Тейлор в фильме «Кто боится Вирджинию Вульф?», не могли не представлять себе, что могла бы сделать с этой ролью Бетт Дэвис, если бы картину снимали на пятнадцать лет раньше! Но теперь об этом можно было только размышлять с сожалением.

Насколько повезло актрисам, сумевшим поймать золотую птицу счастья и находившимся в расцвете таланта, когда появлялась роль, одна, настоящая, единственная в жизни. Как Джоан Вудворд в «Трех лицах Евы» или Вивьен Ли в «Унесенных ветром»…

Энни почти физически ощущала, как Лайна настойчиво требовала возродить ее к жизни: каждая кровинка в венах, каждая клеточка терзались желанием воплотиться в ней, стать плотью другой женщины – Лайны.

Потерять Лайну означает потерять часть души.

Она не откажется от сражения, не предприняв последней отчаянной попытки, иначе просто сойдет с ума.

* * *

Поздно вечером в среду, когда Рис, как знала Энни, ужинал дома, она отправилась в Бенедикт Каньон Драйв, поставила машину в тупике подальше от его дома и неслышно пробралась через густые заросли на веранду. Энни хотела заглянуть в окно перед тем, как набраться мужества и позвонить, но в этот момент услышала, как открылась входная дверь. Это экономка Риса, привлекательная испанка лет сорока пяти, уходила домой. Значит, Рис, скорее всего, остался один.

Энни осторожно пересекла веранду с задней стороны дома и приблизилась к окнам. Запах чапарраля и ночного жасмина смешивался с ароматом эвкалиптов, окружавших дом.

Как ни странно, в гостиной было темно. Но в это мгновение кто-то включил свет; Энни, испугавшись, отпрянула. Вытянув голову, она заметила Риса, сидевшего в складном кресле футах в пяти от нее, и тут же поняла, что раздвижные двери на веранду открыты. Должно быть, Рис не боялся ни москитов, ни комаров, позволяя им свободно летать по комнате. Теперь Энни не могла шевельнуться без того, чтобы не привлечь его внимания. Придется подождать, пока он не выйдет из комнаты.

Большой пивной стакан, наполненный бренди, таким крепким, что Энни даже с того места, где она находилась, чувствовала его запах, стоял на столе, рядом с Рисом. В руках его была скрипка, которую он тщательно настраивал. Положив под подбородок платок, Дэймон начал играть медленную, торжественную пьесу в стиле барокко. Хотя техника его игры была далека от совершенства, Рис, по-видимому, не раз исполнял этот отрывок, потому что смычок двигался по струнам уверенно и вдохновенно.

Виски на столе так и осталось нетронутым. Музыка, казалось, целиком поглотила Риса. Энни неподвижно стояла в тени, завороженная мелодией.

Мебель в просторной гостиной была старой и обшарпанной, но, очевидно, удобной. Перед диваном стоял огромный круглый журнальный стол, заваленный книгами, блокнотами, листами бумаги, пепельницами и странными предметами – там лежали зловеще-изогнутый меч для харакири, средневековая гаррота [6] с кожаными ручками, незнакомое устройство из бамбука, которое Энни посчитала орудием пытки, и уродливая каменная статуэтка бога плодородия с эрегированным членом почти такой же величины, как и само тело.

Рис кончил играть и теперь сидел, устало глядя в угол комнаты, скрытой от глаз Энни. Потом вздохнул, положил скрипку со смычком на колени. Девушка едва осмеливалась дышать – в этой тишине будет слышно даже, как упадет булавка.

Неожиданно раздался телефонный звонок, заставивший Энни вздрогнуть от неожиданности. Она едва успела закрыть рукой рот, чтобы не вскрикнуть.

Рис, проворчав что-то, поднял трубку одной рукой, а другой потянулся за бренди.

– Да, – сказал он, поднося стакан к губам, – да, привет. Несколько секунд он слушал, неуклюже пытаясь сделать глоток и одновременно удержать трубку у губ. Потом сдался, с внезапным бешенством почти швырнул стакан и прервал звонившего.

– Послушай меня, черт бы вас побрал! Вы меня в могилу сведете! Я уже дважды объяснял, что Рима не может сыграть эту роль! Можешь понять это своей тупоголовой башкой? Рима не получит эту роль. Рима слишком стара. Усек? – повторил он хриплым злым шепотом.

Выслушав ответ собеседника, Рис рассмеялся.

– Вы, подонки! Думаете, сценарист такая дешевка, что можете заставить его поменять Тихий Океан на Сахару, только лишь бы ваша б… актриса не замочила ножки во время съемок! Поставь вы на своем, и Шекспиру пришлось бы написать не «Венецианского купца», а «Купца из Пакоймы», сделать Отелло альбиносом, чтоб угодить этому гомику – ведущему актеру, а Ромео и Джульетта стали бы Оззи и Харриет! Господи, да понимаете ли вы, о чем я толкую?! Уймись! Уймись!

Он начал что-то бессвязно, пьяно бормотать в трубку, язвительные слова с каждой минутой становились все непристойнее. К удивлению Энни, речь становилась отчетливее по мере того, как рос гнев. Теперь она распознала необузданную ярость, заставившую его ударить бармена той ночью, когда она впервые его встретила.

Наконец Рис швырнул трубку, но, сообразив что-то, вновь поднял ее и положил рядом с аппаратом.

– Чертов проклятый…

Послышались цветистые ругательства. Рис прерывался только затем, чтобы в очередной раз глотнуть виски.

– Рима! – то и дело скандировал он. – Рима!

Он повторял это имя так издевательски-ехидно, что Энни едва не взорвалась от смеха; но тут услышала, как смеется Рис, сначала тихо, пьяно радуясь собственной иронии, потом громче и громче. Одним глотком прикончив виски, он поставил стакан и снова расхохотался, задыхаясь.