– Ха! Сами вы трусы! – понесло
Матвея. – Он меня обвиняет в ренегатстве, обзывает конформистом, и что? В
отличие от дорогого Феликса я не гонюсь за дешевой популярностью у коллег. Мы
живем при социализме, нам систему не сломать, следовательно, надо
приспособиться. Мне представилась возможность помочь людям, и я ее использую. А
Феликс пусть либо заткнется, либо идет драться с диктатором, третьего не дано.
Да, я конформист, соглашатель, а Бирк болтун и надутый идиот!
Поругались приятели в тот день насмерть,
Феликс не выдержал и заорал:
– Знаю, почему тебе ректорское место
предложили, хотя в коллективе более достойные кандидатуры имелись! Ты стукач!
Сидел у нас на кухне молча, а потом в первый отдел бежал!
– Под более достойной кандидатурой,
наверное, ты имеешь в виду себя, – ринулся в бой Матвей, – завидовать
нехорошо. Кстати, в отличие от тебя, болтуна, я уже защитил докторскую, а ты
все о великих исследованиях разглагольствуешь!
Феликс кинулся на Матвея, Колосков не был
слабаком, завязалась нешуточная драка, которая прекратилась лишь после того,
как Мура вылила на мужа и приятеля ведро воды.
Матвей ушел, отказавшись вытираться поданным
полотенцем, Феликс не спал всю ночь, кричал о предателях, а потом вдруг затих и
сел к столу.
Мура легла спать, решив, что утро вечера
мудренее. В шесть часов зазвенел будильник, Бирк вскочила и поняла, что Феликс
не приходил в спальню. Супруг был в кабинете, он маялся над рукописью.
– Так нельзя, – укорила мужа
Мура, – организм должен отдыхать!
– Я вчера слишком бурно отреагировал на
Матвея, – сказал Феликс и вдруг добавил: – А знаешь, он прав!
Мура удивилась.
– Да, да, – продолжил Бирк, –
абсолютно верно он отметил: я глупый, наивный болтун. Каждый в жизни выбирает
свой путь и отвечает за совершенные поступки. Я налетел на Матвея, а ведь он не
побоялся принять решение, на мой взгляд, отвратительное, неправильное, но
решение. Мотя действует, а я жонглирую словами! Даже диссер никак не допишу! Но
теперь все будет иначе!
Мура тогда лишь вздохнула. Она великолепно
знала: Феликс талантлив, намного умнее, чем Матвей, но тот трудолюбив, а Бирк
не способен заставить себя сесть за докторскую. Мура испробовала разные
способы, пытаясь приковать Феликса к столу, но ему больше нравилось читать
лекции, чем кропать труды. Навряд ли все станет иначе после драки с другом.
Но, очевидно, тягостная беседа с Колосковым
возымела свое действие. В рекордно короткий срок Феликс защитил докторскую,
принялся писать монографию, и Мура была очень благодарна Матвею за это.
Дружба между учеными охладела – Колосков более
не приходил к Бирк, участия в диссидентских разговорах не принимал. Но Мура
понимала: именно Матвей сумел сподвигнуть ее мужа на работу. Впрочем, формально
хорошие отношения у них сохранились. Если Мура сталкивалась с Матвеем в
коридорах института, ректор всегда нежно обнимал ее и с неподдельным интересом
спрашивал:
– Как дела?
Один раз Мура честно ответила:
– Не очень.
– Что случилось? – насторожился
Матвей.
– Алевтине поставили диагноз:
астма, – рассказала Бирк о проблеме с дочерью.
– Она же совсем маленькая, еще в школу не
ходит! – изумился Матвей.
Мура кивнула.
– Верно. Только болезнь возраста не
различает. Наверное, будем менять городское жилье на Подмосковье – Але нужен
свежий воздух. Конечно, зимой можно было бы оставаться в Москве, а на летние
месяцы вывозить девочку за город. Денег-то у нас на дачу нет!
– Почему сразу ко мне не пришла? –
возмутился ректор. – Столько лет дружим! Алевтина и нам с Антониной как
дочь!
– Ты же ей новые легкие не
подаришь, – справедливо заметила Мура.
– Ничего не предпринимай с
квартирой, – приказал Матвей.
Через десять дней Муру вызвали в местком и
вручили ключи от дома в Подмосковье. Матвей, наверное, приложил огромные
усилия, чтобы добыть в рекордно короткий срок дачу для семейства Бирк. Более
того, вечером того же дня он позвонил Муре и сказал:
– Хотел устроить вас вместе со всеми в
Евстигнеевке, но там готового дома не нашлось, одни земельные участки. Подумал,
что вы не захотите тратить годы на стройку, поэтому и подсуетился с Палашовкой.
Она рядом, в паре километров, думаю, скоро деревни сольются в одну.
– Спасибо! – горячо поблагодарила
его Мура. – И от Феликса тоже!
– Ерунда, – засмеялся Матвей. –
Я уже объяснял: специально согласился на ректорский пост, чтобы помогать людям…
Рассказчица замолчала.
– Пока все, что вы поведали,
характеризует Матвея только с лучшей стороны, – отметила я.
– Это присказка, – мрачно протянула
Мура, – сказка впереди.
…Первые годы ректорства Матвей сыпал добрыми
делами, а потом начал постепенно требовать от людей благодарности. Мура очень
хорошо помнила день, когда Феликс, придя домой, схватился за валокордин.
– Милый, что случилось? – напряглась
жена.
– Ученый совет проголосовал за
присуждение докторской степени Полине Гореловой, – возмущенно ответил муж.
– Постой-ка… – забормотала
Мура. – Она любовница Маркова, чиновника из Министерства просвещения. Как
же так? Ты говорил – девица полный ноль.
– Да, – кивнул муж. – И тем не
менее она будет доктором наук. В коридоре все над Полиной посмеивались, мол,
оказывается, что путь в науку лежит не только через мозг, но через иные, чисто
женские органы. Но все проголосовали «за». В урне нашелся лишь один черный шар,
мой.
– Невероятно! – подскочила
Мура. – Это же девальвирует научное звание, низводит его до уровня
плинтуса! Ты не ошибся? Только один голос «против»?
– Да, – буркнул Феликс.
– А Вадим Семенович? – не
успокаивалась Мура. – Неужели Прошкин тоже присоединился к большинству?
– Именно так! – подтвердил Бирк.
– Он заболел, – отрезала
Мура. – Наверное, у него грипп, он не соображал, что делает.
– Выглядел здоровее прочих, –
рассердился Феликс, – даже улыбался.
– И ты к нему не подошел после совета? Не
спросил, в чем дело?
Супруг снова взялся за пузырек с лекарством и
неохотно признался: