Ближе к полуночи Морейн ушла. Эгвейн, торопливо бросив взгляд сначала на Айз Седай, а потом на Найнив, поспешила за Морейн. Мудрая с непроницаемым лицом посмотрела им вслед, а затем неторопливо присоединилась к танцующим и после этого танца тоже ушла, с таким видом, будто заткнула за пояс Айз Седай.
Вскоре Том уложил флейту в футляр, добродушно споря с теми, кому хотелось, чтобы менестрель остался в зале подольше. За Рандом и его друзьями в общую залу зашел Лан.
— Отправляемся рано, — сказал Страж, нагибаясь к ним поближе, чтобы его услышали сквозь шум и гам веселья, — и было бы неплохо вам отдохнуть, пока есть время.
— Здесь тип один на меня пялился, — сказал Мэт. — Со шрамом через лицо. Вы не думаете, что он может оказаться... м-м... одним из тех друзей, о которых вы нас предупреждали?
— С таким вот? — произнес Ранд, проводя пальцем через нос к уголку рта. — И на меня тоже он смотрел. — Он оглядел залу. Народу понемногу убывало, а большинство оставшихся собралось кучкой около Тома. — Теперь его здесь нет.
— Я видел этого человека, — сказал Лан. — По словам мастера Фитча, он — шпион Белоплащников. Нас он не должен беспокоить. — Может, и не должен, но Ранд видел, что Страж чем-то встревожен.
Ранд глянул на Мэта, на лице у того застыло выражение, которое всегда означало, что он что-то скрывает. Шпион Белоплащников? Неужели Борнхальду так захотелось проучить нас?
— Рано отправляемся? — спросил Ранд. — Очень рано? — Может быть, им и удастся уйти до того, как что-то случится.
— С первыми лучами солнца, — ответил Страж. Когда все вышли из общей залы и направились к лестнице, Мэт напевал себе под нос какую-то песенку, Перрин то и дело останавливался, чтобы повторить новые па, которым только что научился. К ним присоединился Том, пребывая в превосходном расположении духа. Лицо Лана ничего не выражало.
— А где же ночует Найнив? — спросил Мэт. — Мастер Фитч говорил, что мы заняли последние комнаты.
— Она в одной комнате, — сухо сказал Том, — с госпожой Элис и девушкой.
Перрин присвистнул сквозь зубы, а Мэт пробормотал:
— Кровь и пепел! За все золото в Кэймлине не хотел бы я оказаться в шкуре Эгвейн!
Не в первый раз Ранду захотелось, чтобы Мэт мог говорить о чем-либо серьезно дольше пары минут. В данный момент им в их собственных шкурах тоже приходилось несладко.
— Я пойду попью молока, — сказал Ранд. — Думаю, поможет уснуть. — Хоть бы сегодня ночью не было снов.
Лан окинул юношу острым взглядом.
— Что-то не то в этот вечер. Не уходи далеко. И помни: мы отправимся в путь независимо от того, проснешься ты, чтобы усидеть в седле, или тебя придется к нему привязывать.
Страж зашагал вверх по ступеням, остальные — следом за ним, их веселье как рукой сняло. Ранд остался в коридоре один. После того, как рядом было столько людей, теперь здесь казалось совсем одиноко.
Юноша поспешил на кухню, где судомойка еще занималась своими делами. Из большого глиняного жбана она нацедила ему кружку молока.
Когда Ранд вышел из кухни, потягивая молоко, из глубины коридора к нему двинулась тускло-черная размытая фигура, поднимая бледные руки и откидывая скрывающий лицо капюшон. Плащ висел на незнакомце неподвижно, а лицо... человеческое, но бледно-белое и одутловатое, как слизняк под валуном, и безглазое. Гладкое, как яичная скорлупа, от сальных черных волос до мучнистых щек. Ранд поперхнулся, расплескав молоко.
— Ты — один из них, мальчик, — произнес Исчезающий хриплым шепотом — словно напильником провели по кости.
Ранд попятился, выронив кружку. Ему хотелось убежать, но все, на что он оказался способен, — это переставлять по одной дрожащие и спотыкающиеся ноги. Он не мог отвести глаз от этого безглазого лица; оно притягивало его, желудок скрутило. Он попытался позвать на помощь, просто завопить — горло окаменело. Каждый судорожный вздох причинял боль.
Исчезающий плавно скользнул ближе к Ранду. В его широких шагах угадывалась гибкая беспощадная грация, словно у извивающейся гадюки, сходство подчеркивалось перекрывающимися черными пластинками чешуйчатой брони на груди. Тонкие бескровные губы кривились в жестокой улыбке, от которой становилось еще больше не по себе после взгляда на гладкую бледную кожу там, где должны были быть глаза. По сравнению с этим голосом голос Борнхальда казался задушевным и ласковым.
— Где остальные? Я знаю, они здесь. Говори, мальчик, и я позволю тебе жить.
Спина Ранда уперлась в дерево — оглянуться и посмотреть, во что, в дверь или в стену, он себя заставить не мог. Теперь, когда отступать стало некуда, юноша уже был не в состоянии двинуть ногой. Он дрожал всем телом, наблюдая, как Мурдраал скользит все ближе и ближе. С каждым его шагом дрожь Ранда становилась все сильнее.
— Говори, слышишь, иначе...
Сверху донесся быстрый перестук сапог — с лестницы, дальше по коридору, и Мурддраал оборвал фразу, резко развернувшись. Плащ его не шелохнулся. В тот же миг голова Исчезающего запрокинулась, словно бы этот безглазый взгляд мог проникнуть за деревянную стену. В мертвенно-бледной руке возник меч — клинок такой же черный, как плащ. От этого клинка тусклый свет в коридоре словно бы померк. Топот сапог раздался громче, и Исчезающий волчком крутанулся обратно к Ранду — одним движением, словно тело его было без костей. Взметнулся черный клинок; узкие губы разошлись, из отверстия рта вырвалось рычание.
Крупно дрожа, Ранд понял, что сейчас умрет. Темная, как непроглядная ночь, сталь мелькнула у него над головой... и замерла.
— Ты принадлежишь Великому Повелителю Тьмы, — скрипучий, с придыханием голос, словно когтями скребли по шиферу, резал слух. — Ты — его.
Повернувшись, Исчезающий превратился в размытую кляксу и метнулся по коридору прочь от Ранда. Тени в конце коридора потянулись к Мурддраалу, обняли, и он исчез.
С последних ступеней лестничного пролета спрыгнул Лан, с грохотом приземлился, в руке — меч.
Ранд невероятным усилием вновь обрел дар речи.
— Исчезающий, — с натугой выдохнул он. — Это был...
И только сейчас юноша вдруг вспомнил про свои меч. Очутившись лицом к лицу с Мурддраалом, он напрочь о нем позабыл. Непослушной рукой Ранд вытащил клинок, клейменный цаплей, не думая о том, не поздновато ли он спохватился.
— Он побежал туда!
Лан рассеянно кивнул; по-видимому, он прислушивался к чему-то иному.
— Да. Он уходит, исчезает. Ладно, времени гнаться за ним нет. Мы отправляемся сейчас, овечий пастух.
По лестнице нестройно загремели шаги, вниз спустились Мэт, Перрин и Том, обвешанные одеялами и седельными вьюками. Мэт на ходу затягивал свою скатку, неуклюже сжимая лук под мышкой.
— Отправляемся? — сказал Ранд. Вложив меч в ножны, он забрал свои вещи у Тома. — Сейчас? На ночь глядя?