– Не слишком, просто мы живем в одном
доме, вернее, жили раньше, пока папа не развелся. Сейчас в той квартире
осталась мама…
– Если не секрет, почему вы с отцом
поселились?
Парень слегка покраснел.
– С мамой очень трудно, ругается все
время, обижается, упрекает…
Ну понятно, климакс в полном разгаре, а еще
муж сбежал к молоденькой, начнешь тут свариться.
– Мы поэтому и в одном классе
оказались, – продолжал Кит, – лет до четырнадцати вместе в школу
ходили, а потом… – Никита махнул рукой.
– Что? – подтолкнула я парня. –
Что потом?
Юноша поколебался минуту, потом ответил:
– Ну все равно вам кто-нибудь расскажет,
слушайте.
Родители Веры Зайцевой занимали по советским
временам довольно высокие посты: отец – начальник отдела в Министерстве
просвещения, мать – инструктор горкома КПСС. Хорошая зарплата,
продовольственный паек, казенная дача и государственная машина с шофером… Не
было у них только свободного времени, и Верой занималась бабушка. Старушка не
слишком расстраивалась, обнаружив у внучки в дневнике сплошные двойки, намного
больше ее огорчал плохой аппетит девочки.
– Да брось, детка, уроки, –
бормотала бабуля, входя вечером в детскую, – глаза испортишь, съешь лучше
пирожка…
Бабушка, всю жизнь счастливо прожившая с
мужем-профессором и теперь ведущая крепкой рукой домашнее хозяйство у дочери,
пребывала в счастливой уверенности – образование женщине ни к чему. Главное,
удачно выйти замуж, нарожать детей, поднять внуков…
Когда Вере исполнилось двенадцать лет, бабуля
умерла. Тут же была нанята гувернантка Елена, призванная помогать делать уроки.
Лена пришла в полный ужас. Рослая, красивая девочка, выглядевшая не на
двенадцать, а на все шестнадцать лет, писала с чудовищными ошибками, математику
не знала вовсе, а по-английски с трудом могла произнести два слова. Положение
дел объяснила родителям. Те отдали приказ – немедленно научить. Но сказать
легче, чем сделать. Привыкшая ничего не делать, Вера отчаянно сопротивлялась.
Гувернантки, потом репетиторы менялись, как колготки, долго с девочкой не
выдерживал никто. Вере было не до учения, ее приняли в свою компанию
старшеклассницы, и девица попала на дискотеку. Там дали хлебнуть водки и
угостили таблеткой «экстази».
Через год Вера превратилась в самую настоящую
алкоголичку. Родители первое время не могли понять, в чем дело. Сами они были
людьми непьющими, но частенько приносили домой бутылки, подарки подхалимов.
Однажды отец раскупорил для гостей «Наполеон» и ахнул – внутри оказался чай.
Ревизии подвергли все емкости, и почти везде находилась либо заварка, либо
вода…
Веру моментально положили в больницу. Она
отвалялась там несколько месяцев и принялась пить по новой. Следующие годы
родители провели в битве с зеленым змием, а когда, испробовав все средства,
поняли, что дурочка невменяема, купили ей квартиру и отселили чадо.
Естественно, Вера нигде не работала, перебивалась случайными заработками. То
наймется продавщицей в ларек, то сидит лифтершей, то метет двор… Но ни на одной
работе девушка не удерживалась, постепенно скатывалась вниз. Вместе с ней
проделывал тот же путь и Антон Бурлевский. Одно время они жили вместе, потом
поругались, снова сошлись. Стоило Антону где-то разжиться деньгами, как он
бежал к подруге, и сумма радостно пропивалась. Родители давно перестали давать
милым детям наличные деньги. Мать Веры оплачивала квартиру, раз в неделю
забивала дочери продуктами холодильник, приносила все, включая сигареты, но
деньги не давала в кошелек, понимая, что дочурка тут же купит водки. Но Вера,
хитрая, как все алкоголички, нашла выход: продавала у метро за бесценок
принесенную еду и мчалась за бутылкой.
Потом стало круче. В ход пошли наркотики,
сначала чистая ерунда, вроде «экстази» и марихуаны, потом «колеса», и в конце
концов Вера подсела на героин. Теперь в ее голове билась только одна мысль, где
взять денег на укол. Вот тогда Зайцева и вспомнила про Никиту.
В отличие от своих бывших одноклассников, Кит
рос беспроблемным ребенком. Утром – общеобразовательная школа, вечером –
музыкальная. В девятом классе всем стало ясно – его путь лежит в консерваторию.
Так и вышло, Никита благополучно отучился по классу скрипки и сейчас работает,
даже начал приобретать кое-какую популярность, во всяком случае, играет в
оркестре Анатолия Добровского и на жизнь не жалуется.
Вера и Антон надоели ему чрезвычайно. Если
младший Бурлевский хоть немного стеснялся и обращался за деньгами крайне редко,
то Зайцева появлялась с пугающей регулярностью.
– Кит, – ныла она, – ну дай в
последний раз, ну ей-богу, завтра отдам.
Никите было одновременно и жаль ее, и
противно.
Почти потерявшая человеческий облик, бывшая
одноклассница тряслась на пороге, распространяя жуткий запах немытого тела,
бомжиха, да и только. Никита, с трудом преодолевая брезгливость, совал девушке
деньги. Естественно, ни о какой отдаче речи не шло. В конце концов скрипачу
надоело служить дойной коровой, и он решительно заявил:
– Убирайся и больше не приходи!
Вера поныла еще немного на пороге, размазывая
по щекам слезы, но Никита был настроен сурово:
– Все, хватит, деньгопровод закрыт!
Пришлось наркоманке убираться. Никита даже
удивился, как легко он избавился от надоедливой особы.
После обеда Нина засобиралась в магазин, и тут
выяснилось, что пропал ее кошелек. Красивое портмоне из крокодиловой кожи,
сумма там лежала невеликая – всего сто долларов, но Сорокина искренне
недоумевала:
– Ну куда мог он подеваться? Хорошо
помню, я положила его вот тут, у зеркала, вместе с перчатками! Кит, отодвинь
комодик, наверное, туда упал.
Никита покорно передвигал мебель, хорошо зная,
куда подевался бумажник. Когда Нина ушла, скрипач кинулся к телефону вне себя
от злобы.
– Слушай, – заорал он в трубку,
услыхав слабое «алло». – Ну ты, дрянь, верни немедленно кошелек.
– Какой? – попробовала прикинуться
дурой Вера.
– Вот что, – отчеканил
скрипач, – чтобы сегодня вечером портмоне и сто долларов лежали на месте,
в прихожей. Имей в виду, если не вернешь, сообщу в милицию.
Никита и сам не понимал, почему так обозлился.
Сумма в сто долларов не решала в его бюджете ничего, Нина совершенно не
горевала о потере кошелька… Просто парню стало противно до крайности, и он
решил слегка припугнуть наглую знакомую. Естественно, ни на какой возврат
украденного он не рассчитывал.
Около десяти вечера раздался телефонный
звонок:
– Пончик, – прочирикала
Зайцева, – все в порядке, сейчас привезу.