Каждую ночь на протяжении первой недели пути он возвращался
в свой сон, идя дальше и дальше. Огоньки больше сопровождали его, оставшись за
Воротами. В полном одиночестве он бродил по чужой местности — серой и
бронзовой, черной и коричневой — погруженной во мрак, черное небо тяжелым
пологом нависало над головой. Лишь редкие красные всполохи указывали на то, где
должен быть восток. Это было царство камня и теней, песка и тьмы, холодных,
пронизывающих ветров, внезапных огней и скуки. Все, что окружало его, вяло
вползало в его память, откликаясь равнодушными воспоминаниями. Это было царство
зловещего, все чувствующего света, темных пещер и разрушенных статуй чудовищ и
масок. Где-то в глубине, маленькая частичка его души горько жалела его,
остальная часть его духа наслаждалась…
На следующую ночь он увидел обитателей — грубые чудовища,
покрытые чешуей; нескладные, неуклюжие пародии людей с длиннющими руками — они
ползли, скакали, преследуя одинокого человека, убегающего от них, на лице
человека застыло презрение и отвращение.
Человек пробежал между двумя каменными колоннами и,
обнаружив, что попал в тупик без выхода, дико закричал. Твари окружили его.
Уронив его на землю, они принялись плакать и стенать над ним. Затем что-то
пробормотали и начали сдирать кожу с человека; земля потемнела под ними.
Внезапно одно из чудовищ пронзительно взвизгнуло и ринулось
вон от ужасного сборища. Его длинная чешуйчатая рука превратилась во что-то
короткое и бледное. Ругаясь и дразня, твари схватили убегающего собрата.
Удерживая его, они вновь обратились к тому, что лежал на земле. Сомкнувшись и
подавшись вперед, они образовали вокруг них плотное кольцо. То, что лежало на
земле, перестало быть чем-то человеческим. В тоже время он еще не был чем-то
неузнаваемым.
Окруженный их зловонным дыханием он потихоньку менялся,
становился все крупнее, что-то мерзкое стало проглядывать к его облике. Другое
чудовище, которое стремилось вырваться, наоборот, стало усыхать, сжиматься. Его
покров стал светлее и мягче. Он приобретал все более странные черты.
Это было что-то знакомое. Он становился человеком по облику
и в целом.
Твари, которые теперь вместо себе подобного держали
человека, толкнули его и он упал. Тем временем дьявольский оборотень тоже
остался один. Твари уползали, покидая их. Оборотень судорожно дергал
конечностями, силясь встать.
Новоявленный человек с трудом поднялся на ноги, споткнулся,
потом с воем бросился вперед к колоннам. В тот же момент темные твари ответили
ему пронзительным воплем, затем расталкивая и царапая друг друга, погнались за
убегающим оборотнем, который совсем недавно был одним из них.
Поль проснулся, услышав громкий смех. А пробудившись, понял,
что это его собственный смех. Сон оборвался слишком внезапно, и он долго лежал
без сна, наблюдая сквозь ветви деревьев за плывущими в лунном блеске облаками.
* * *
Следующий день они проехали в кибитке фермера и его сына.
Полдороги с ними проехал и мелкий коробейник. На протяжении всей следующей
недели им не встретился ни один путник, идущий в том же направлении. Лишь
однажды они столкнулись с купцом и врачом, едущими в противоположном
направлении. Но одним теплым солнечным вечером впереди них замаячили пыльные,
темные фигуры.
Лишь ближе к ночи им удалось нагнать группу
путешественников. Процессия состояла из старого колдуна Ибала Шенсона, двух его
учеников, Нарфа и Шахая, и десяти слуг — четверо из них несли кресло, на
котором восседал Ибал.
Поль обратился к Нарфу — невысокому худому усатому пареньку,
он шел в самом конце, замыкая шествие.
— Приветствую вас, — сказал он.
Правая рука человека описала едва уловимую полуокружность,
когда он оглянулся на голос.
Так случалось довольно часто, едва столкнувшись с
проявлениями Магии, внутреннее зрение Поля рефлективно включалось в игру. Он
увидел слабо мерцающую серую нить, которая, образовав петлю на конце, медленно
двигалась к его голове. Он поднял руку с слабо пульсирующим родимым пятном и
отбросил нить.
— Довольно! — крикнул он. — Или здесь так
принято отвечать на приветствия путника?
В глазах, смотрящих на него, промелькнул испуг, смешанный с
уважением.
— Прими мои извинения, — произнес паренек, —
никто вас не знает, путники. Я только пытался защитить и обезопасить учителя. Я
не думал, что встретился с братом по Великому Искусству.
— Теперь все в порядке?
— Вы направляетесь на Балкин?
— Да.
— Доложу учителю, он, без сомнения, пригласит вас
составить ему компанию.
— Вперед.
— От кого передать приветствия?
— Я — Поль Детсон, а это — Маусглов.
— Отлично.
Он повернулся и бросился догонять своих. Поль и Маусглов
последовали за ним.
Выглядывая из-за плеча ученика, Поль пытался рассмотреть
волшебника, пока тот не обратился к нему сам.
Он был одет в голубые одежды, серая шаль укрывала его плечи,
коричневый плед укутывал колени. По такому одеянию было очень трудно определить
его размеры. Его облик производил впечатление хрупкости и крошечности. Его нос
превратился в острый крючок, словно птичий клюв, бледные, почти прозрачные,
глаза наполовину скрыли тяжелые складки век. Щеки и лоб старика были испещрены
глубокими бороздами морщин, кожа свисала безобразными пористыми складками.
Густые, длинные волосы старика отливали чернотой и напоминали парик, особенно в
соседстве с абсолютно седыми, кочковатыми бровями. Руки старика скрывались под
пледом.
— Подойди ближе, — прохрипел он, поворачивая
голову и глядя из-под опущенных век.
Подойдя к старику, Поль невольно задержал дыхание, стараясь
спрятать свое волнение.
— Детсон? Детсон? — повторял старик, — откуда
ты?
— Замок Рондовал, — подсказал Поль.
— Я думал он пустует все эти годы. Кто теперь там лорд?
— Я.
Коричневый плед зашевелился. Сухая, темная рука с длинными
узловатыми пальцами медленно выползла из под пледа. Так же плавно она двинулась
к правому запястью Поля и застыла около рукава.
— Будь любезен, оголи свое предплечье.
Поль исполнил просьбу.
Два тощих пальца протянулись к руке Поля и прикоснулись к
родимому пятну. Старик усмехнулся и поднял голову, внимательно разглядывая
Поля, стараясь увидеть сквозь него.
— Все так, как ты сказал, — заметил он, — я
ничего не знал о тебе — хотя теперь ясно вижу, что ты тоже обеспокоен
томлениями Рондовала. Ты несешь печать его прошлого.