– Может, помрет? – понадеялся Саня, выныривая откуда-то из-под вагона и подавая ректору теплый чай с медом в здоровенной, толстостенной кружке. – Дедушка Марк, вы его крепко магией душите? Так ему!
Ректор заинтересованно глянул на своего спасителя, выпил настой, похлопал по ступеньке, приглашая моего расторопного брата сесть рядом, и обнял мальчика за плечи, не позволяя снова убежать.
– Учитель, я пойду воспитаю этого? – предложил младший маг, восторженно рассматривая синяки. – О сигнальных лучах расскажу, зрение его проверю, о приказе растолкую… и все прочее. Когда мы отбываем?
– Ты и подслеповатые невежды – немедленно. Доберешься до работающего телеграфа, вызовешь сюда группу пси. Адресата ты знаешь, ему и сообщи, иную полицию и прочих в дело не вмешивать, – строго приказал ректор. – Я дождусь вас тут. Пострадал я, едва дышу. Опять же пленным нужна охрана.
– И как сильно торопиться вам на помощь? – задумался догадливый ученик.
– Весьма усердно, укладываясь в целые сутки, – отозвался Марк Юнц.
– Завтра к ночи ждите, – твердо обещал молодой маг, отбирая пистолет у машиниста «Стрелы» и разворачивая его самого лицом к паровозу. – Все сделаю как следует.
Он ушел, толкая в спины своих новых подчиненных. Со стороны «Букашки» подошел Михаил Семенович, вежливо поклонился ректору, представился и пригласил занять гостевое купе в своем вагоне. Юнца уложили на удобные носилки, укутали в шерстяное одеяло и понесли. Ректор слабо махнул нам всем левой рукой, точнее, отмахнулся от нас, признавая, что нуждается в отдыхе. Санину ладошку он крепко сжимал правой рукой, и брат гордо прошествовал мимо взрослых, сопровождая носилки.
Ну и пусть! Я прижалась щекой к папиному плечу. Сунула ему в руку пистолет, наконец-то избавляясь от опасной штуковины, и подумала, что колледж магии должен быть неплохим местечком. Судя по всему, у ректора есть толковые ученики, а мой папа, кажется, когда-то был любимым и незабвенным. Старик так смешно каркает, глядя на него. Что бы это могло быть за имя? Карп? Фу-у, хуже Клюквы… Может, прозвище? Тогда и вовсе не угадать. Отец, накрыв рукой плечи, повел меня домой.
– Давай попробуем спокойно пообедать, – предложил он. – Потому что, я полагаю, потом нас позовут в «семерку».
– А чего он в Саню вцепился? – запереживала я.
– В школу при колледже по особому распоряжению Юнца берут с девяти лет, если не ошибаюсь, – поморщился Король. – Кажется, господин ректор рассчитывает улучшить качество столичных синяков в перспективе. Рена, что мы скажем маме? – Он вздохнул и виновато повел плечом. – А уж что скажет нам наша мама…
Мама о далеких перспективах пока не задумывалась. Она уже подмела с пола осколки трех чашек, разбитых при торможении, разогрела обед и ждала нас, вывесив на ручку двери полотенце, выставив рядом здоровенный таз и ведерко с прохладной водой. К обеду допустила получасом позже – чистых, наряженных в свежее и праздничное. Погрозила отцу жирно блестящей ложкой:
– Что хочешь делай, хоть ректору синяки ставь, коль они ему в радость, но мою Ренку и эту Тому переведи в наилучший пансион. Знаю я тебя, чертеняку бестолкового, для себя просить не умеешь. А надо! Глянула я и письмо, и рисуночки. Школа ее – натуральное дерьмо. Девочке там плохо. Ренке будет не лучше.
– Лена…
– Что – Лена? – всерьез взъелась мама. – Я только правду сказала. И читать уметь не надо, чтобы понять: плакала она над письмом. Девчонок поселишь за внутреннюю окружную, от столицы не далее пятидесяти верст, или этих новых «километров», которыми велено считать уже десять лет. Все понял? Не справишься, сама займусь. Осветительное масло проверять мы горазды, а вот родное дитя пристроить к делу – не в силах.
Мама гордо поправила волосы и едва приметно подмигнула мне. В своей победе она не сомневалась. И ей очень нравилась, мне ли не знать, безропотность Короля, принимающего к исполнению более ни для кого не разрешимые поручения. Ее поручения!
Мне стало тепло, к горлу подкатил горячий меховой шарик. Я прекрасно знаю, что здесь считаюсь родной, но все равно каждый раз тихо радуюсь праву называться дочкой Лены и Короля, быть частью этой семьи, лучшей на свете, несмотря на проклятие, на наш нищенский быт, бесконечную дорогу и тяжелую работу, присутствие всяких там Тонек и Алесек… Ну кому я стану задавать свои вопросы в пансионе? Я с тоской глянула на отца. Он, кажется, понял и грустно улыбнулся. Ему ведь тоже будет скучно без меня, а скоро и Саню увезет хитрюга ректор.
– Чай у Михаила Семеновича попьете, – сказала мама, с немалым огорчением рассматривая трещину на чашке. – Надо отца попросить, чтобы устроил в полках крепления для посуды. Надо же, моя любимая, мама подарила.
Лена жалобно глянула на Короля. Склеивать трещины нельзя, в них все равно останется след темной удачи, надломившей целостность предмета, подточившей его суть. Возникнет ущерб: испортится настроение после чаепития, участятся ссоры в доме. Угостить незнакомого человека, вынести ему воду в надтреснутой чашке – это в нашей стране прямое оскорбление, не меньше.
– Нет в ней ущерба, – пожала плечами я, рассматривая чашку. – Может, показать дедушке Марку?
– Покажи, – согласилась мама.
Бережно завернув чашку в чистое полотенце, он передала ее мне, и мы с отцом пошли в седьмой вагон, каждый со своим поручением. Полагаю, что мое – важнее. Подумаешь, тот пансион или другой. Я дочь Короля, не пропаду, и плакать мы с незнакомой Томой не станем, отучу. А вот жить возле столицы… ну ладно, себе могу сказать, но шепотом: побаиваюсь. Если Юнц раскусил меня в одно мгновение, не окажутся ли излишне глазастыми и иные маги? Опять же день за днем на одном месте, постоянно общаясь с одними и теми же людьми. А ну как рассмотрят они мою излишнюю везучесть?
– Пап, стоит ли нас переводить в столицу?
– Малыш, ты плохо понимаешь, что такое город, – отозвался отец. – Мама у нас мудрая, она права. В убогом и малолюдном захолустье ты заметна, как единственная сортовая роза в заброшенном саду. Большой город набит людьми, там друг к другу относятся без внимания. Порой соседей по имени не знают, в лицо не опознают. Ты просто не стреляй в пансионе из пистолета, не устраивай показательных драк и не играй в карты.
– Но папа, я никогда…
– Именно, – хохотнул Король. – Пока за картежным столом не замечена. Прочее же ты проделала блестяще. Даже для поезда слишком приметно, настолько, что я буду изо всех сил стараться ускорить твой отъезд к Тамаре.
Пришлось молча кивнуть. Он прав, как всегда.
Гостевое купе встретило нас полнейшим невниманием к самому факту нашего появления. Ректор полулежал на диване: ворох подушек за спиной, огромная медная грелка в ногах, сам укутан парой шерстяных пледов – розовый, сытый и помолодевший. Саня пристроился рядом, рассыпав по пледу свои сокровища из знаменитой банки. И вместе с новым дедушкой восторженно наблюдал за ожившим оловянным солдатиком. Тот по команде брал на караул, щелкал каблуками и поднимал к губам рожок. Стеклянные шарики, сверкая и испуская разноцветные лучи, крутились хороводом по пледу. На пуговице переливалась карта рельсовых путей. Свечной огарок имел на кончике фитиля негасимое синеватое холодное пламя…