— Что скажешь про глазное дно, Баф? — шепнул эфрит. — По-моему, не безнадежно. У него должно быть зрение. Как я полагаю, вся беда в развитии непрозрачной пленки. Может, травма глаз в молодости или последствия попадания всякой грязи во время этого их жуткого ритуала ослепления. Я так думаю, готовили смесь крови и воды в посуде, на дне которой имелся песок. Из нее же закапывали смесь в глаза.
— Ф-ф-ф-ф, — согласился жбрых.
— И я говорю: дикари, надо им рассказать про обеззараживание, — кивнул Орлис. — Начнем с леди Аэри. Она неплохо разбирается в лечении. Умеет голосом очищать жидкости и поверхность лекарских ножей.
Жбрых вслушивался в звуки голоса приятеля и серьезно кивал. Он давно усвоил такой способ одобрения действий Орлиса. И, к огорчению окружающих, находил мудрыми и правильными любые глупости, совершаемые другом.
А еще участвовал в них азартно и в полную силу. Даже молодой жбрых из числа высших мазвов способен накапливать и обрабатывать магию активнее и полнее, чем любое другое существо или устройство. К тому же он заранее подстраивает поток под своего напарника, именно для его техники и стиля. Баф из сырой магии мира Дарлы выделял эдакий жидкий огонь, который опытные в опознании характера ампари обозначили бы как золотистый с оттенком багрянца: подвижный, озорной и в то же время полно и ровно контролируемый рассудком.
Сейчас Орлис брал активно, он не рискнул бы использовать столь тонкую и сложную магию без поддержки и настройки со стороны личного мазва. Конечно, он уже привык к непостижимой огромности резерва магии на Дарле и научился черпать бережно, но и теперь любая ошибка грозит бедой.
Снаружи заволновались стражники: карета слегка светилась, в оконцах плясали искристые огоньки бликов, хотя облако надежно укутало лик Адалора. Зорень дал сигнал прекратить движение, заглянул, охнул — и рискнул остаться внутри.
— Помощь не требуется? — уточнил он.
— Держи ему голову ровнее, — охотно отозвался эфрит. — И лучше бы нам пока не двигаться с места.
— Не двинемся, — заверил полусотник. — Что за дело ты затеял?
— Видишь, у него на глазах пленка.
— Бельмо, — упростил Зорень, приглядевшись. — Не так уж стар наш прорицатель. А вот — подкралась беда.
— Ее и убираю, — забормотал Орлис, нагибаясь над лицом спящего. — Почти готово. Интересно, какого у него цвета глаза, правда?
— Все зрецы, как я слышал, родом с севера, — прикинул Зорень. — Адалор дарует им силу провидеть. Светлые глаза. Может, даже зеленые с серебром. Далисийским мхом мы такие зовем. Потому что в предгорьях у моря растет зеленый мох. И отражается во взорах жителей тех мест.
— Угадал, — довольно отметил Орлис. — Смотри сам.
— И правда, — поразился Зорень, бережно укладывая зреца на диван. — Большое ты дело сделал, сын Адалора.
— Вот еще выдумал прозвище! — возмутился Орлис.
— Тебя так многие зовут, кто твоего папу видел, — улыбнулся воин. — Теперь вовсе не отопрешься. И карета у нас светится, и зрец, того и гляди, начет видеть. Хорошо быть грифским сыном! Самое интересное дело Варза доверил именно мне.
— Что ж он тебя в тысячники не произвел? — прищурился Орлис.
— Время у нас довольно мирное. На сотни дружину считаем Ближнюю, — чуть помолчав, добавил Зорень. — К тому же я сам не захотел. В войско отправляться — значит, жить в степи у Алых гор. Я провел там четыре зимы, и довольно.
Он сокрушенно вздохнул и смолк, укутывая зреца в теплое одеяло. В душе Зорень ругал себя за излишнее увлечение воинскими играми. Тысячник… Как же, была такая мечта. Не уехал бы в погоню за ней из летнего терема доброй грифьи Берны, послушался бы темной тревоги, накопившейся на сердце, глядишь, и уцелел бы молодой гриф на той злополучной охоте. Кто ему готовил коня? Кто скакал рядом? Ближние. Двоих он позже сам приволок к отцу в подвалы. Выследил, поймал и доставил. Вопреки прежнему своему отвращению к пыткам, остался, чтобы жадно выслушивать их откровения. Он был уверен, что юноша упал под копыта не случайно. Жаль, сказали предатели мало: словно им укоротили память. Зорень не унялся, уехал искать иные свидетельства. А когда вернулся с ответом, в покоях грифа уже сидел странный ребенок — Орлис. И один из устроителей заговора, служитель храма, хрипел, признаваясь в содеянном утратившим силу голосом. Теперь южными соседями Загорья займется брат. Он рожден для дворцовых интриг. Не погнушается прибегнуть к самым грязным способам, чтобы в грифстве Шэльс вспомнили: те, кто зарится на степи за каналом, долго не живут. Как дышать, отравив жизнь соседям? Как в глаза им глянуть? Как прощения у богов вымолить? А коли не стало у грифов юга своей совести — брат позаботится, чтобы дыхание им перехватило тонким скользким шнуром.
— Дурное в мыслях копишь, — ворчливо отметил Ёрра, медленно возвращаясь в сознание. — Кому смерти желаешь?
— Все вам ведомо, — смутился воин. — Гриф Шэльса стоит за гибелью моего брата, сына Берны. Думается мне, племянник нашего Варзы возмечтал о золотой цепи Загорья. Пока не выясним того, не успокоюсь.
— Дело несложное, — усмехнулся зрец. — Вот тебе ответ: возмечтал. А только и брат твой не без греха. Что, полегчало?
— Не верю, — уперся Зорень. — Он никогда не пошел бы против отца.
— Против него — нет. Вы двое можете наследовать, так?
— Мне грифская цепь без надобности.
— Иди, чадо наивное, — ехидно посоветовал зрец. — Иди и пребывай в смущении. Глядишь, пойдет на пользу. Излишняя доверчивость грозит бедами. Брат твой в Шэльсе отличится. А все ж единственным быть — оно надежнее. Вот затем тебя из столицы и отослали, так мыслю. Голову твою сберегая.
Зрец собрался добавить еще что-то, но весьма некстати открыл глаза и охнул, едва не потеряв сознание. Зрачки новообретенных зеленых глаз сошлись в крохотные точки, однако и теперь света для них было слишком много. Орлис торопливо задернул шторки на окнах. Ёрра пошарил рукой, пытаясь поймать эфрита. Не преуспел, само собой. Расстроился и стукнул кулаком по диванной подушке:
— Сказано было: не лечи! За грехи страдаю.
— Исключительно по глупости, — пискнул Орлис, метнувшись в сторону от ловко протянувшейся на голос руки.
— Поясни, — сдался зрец, сложив ладони на груди.
— У тебя не настоящая слепота, с испорченными глазами. Просто грязь под веки попала. Многие в старости так мучаются, и не за грехи, а по причине царапины от песчинки или иной малой беды. Я сам удивился. Мы с мамой и королевой, узнав о ритуале ослепления, ждали иного и много худшего. Сожженной сетчатки, нарушения прозрачности самого глаза… неважно, как звучат слова! Мне не по силам понять, отчего всех перечисленных повреждений у тебя нет.
— Потому что я старый упрямец, — счастливо улыбнулся Ёрра. — Он меня все же простил и одарил, умирая. А я не поверил…
Зрец улегся поудобнее, мирно и без прежней резкости подзывая Орлиса. Усадил рядом и стал расспрашивать, как выглядит мост. Полусотник молча и задумчиво сидел напротив, на втором диване. И, по лицу видно, думал о брате. Верить в дурное не хотел. Но слова зреца упали в подготовленную почву тайных сомнений…