Муравьиный мед - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Малицкий cтр.№ 64

На себя взяла боль Зиди Кессаа. Заклинание простым было. Взяла и тут же распласталась на верхушке скалы, даже фигуры у ее подножия в туман канули. Как же ты терпишь такую муку, воин? Что помогает этот мрак в глазах рассеивать? Самой бы проморгаться, не завыть от боли, срубил уже старшего? Младшего так не возьмешь. Что там Гуринг рассказывал о недомогании, о больной спине, которой отец Ирунга еще когда-то за себя жрецов страдать заставлял? Как тебе, младший Стейча, вот такая боль в ноге? Помешает в живых остаться?..

Ни радости, ни удовлетворения от смерти Стейча Кессаа не почувствовала. Или вовсе не думала об этом, не до того оказалось. Пришлось в чувство Зиди приводить, которому становилось хуже с каждым мгновением, вытряхивать из доспехов Стейча, натягивать их одеяние на себя. Что ж, через ласский мост эти доспехи перебраться помогут, а там придется воспользоваться советами Гуринга. Неужели через Суйку идти? Знала ли об этом Тини, когда манускрипт приносила о мертвом городе? Если не знала, то голову можно склонить от подобной предусмотрительности. А если знала, то не слишком она бережлива к племяннице. Впрочем, не до разговоров теперь, Зиди спасать придется. И не только потому, что без него труднее будет, а от страха одной остаться. Илит далеко, Тини неизвестно где, а этот полумертвец все-таки на человека похож…

«Отец», – продолжала повторять про себя Кессаа и когда искала среди камней корешок злобоглаза, чтобы остановить яд, и когда гнала лошадей к ласским башням. Перед крепостью похолодела, когда флаг дома Рейду на воротах разглядела. Оглянулась на Зиди, чудом все еще не вывалившегося из седла, и направила коня на мост. Стража слова девчонки услышала как окрик молодого Стейча, известного злобным нравом, и препятствий чинить не стала. А там уж затеряться в улочках Скочи не сложно оказалось.

Страшно стало не тогда, когда пришлось схватиться со старухой, хотя никогда еще Кессаа с магом силой не мерилась. Не так уж ведьма и сильна была. Это как с силачом безголовым тягаться – отойди в сторону, он сам себя покалечит. И выкормыши ее Кессаа не испугали, тем более что и тут Зиди помог. Чем только сдерживал он себя, чтобы во мрак не провалиться? И колено Зиди не испугало Кессаа. В каморках жрецов приходилось и не с такими больными разбираться. Страшно стало, когда беглянка задумалась, как ей из Скочи выбираться придется. Чувствовала она уже магию наведенную, шарил кто-то ночными улицами, прислушивался, заслоны на омасском тракте ставил. Спешить надо было, да мороком пренебречь следовало. Морок-то наведенный для опытного колдуна словно костер в степи темной ночью. Тут-то Кессаа и вспомнила самые потрепанные и ветхие свитки. Их она наизусть помнила, вот только упражняться в этих заклинаниях не приходилось. Платить дорого придется, а что делать? Или Тини не говорила, что возраст жрицы не тот, что от дня рождения подсчитан, а тот, что по силе ее отмерен? Выполнила Кессаа страшный обряд и накинула покрывало смерти и на себя и на баль. Сбросила на темных улочках Скочи трупы ведьминых помощников и направила повозку с обеспамятевшим Зиди в сторону Суйки.

Будь у нее время для отдыха, верно, подумала бы беглая танцовщица храма Сади, что многовато испытаний отмерено судьбой для безродной приживалки дома Стейча. Только времени у нее не было ни на отдых, ни на раздумья. И хоть медленно катилась повозка к Суйке, вот уже и молодой колдун из аруховских птенцов мимо проскакал с отрядом стражников, а страшный город даже и показываться не думал. Не получалось задуматься. Вонь забивала ноздри, старческая слабость накатывала болью и немощью, в висках стучало, а в голове стояло одно: дойти, доехать, доползти до мертвого города, пока последние силы не растворились. Главное дойти, а там уж и Зиди должен прийти в себя, и сама она как-нибудь отдышится, отплюется. Знала бы, ни за что не сыграла бы в эту игру, неспроста на пергаменте заклинание красным было выписано да пометка стояла: «Получаешь много, отдаешь еще больше». Лучше бы в лес вместе с баль свернула и там укрытия поискала от преследователей, да разве долго продержалась бы в холодном лесу?

Когда костры заблестели во тьме у ворот Суйки, узнала Кессаа, что такое старческие слезы счастья. Даже ужас перед страшным испытанием улетучился куда-то в черное небо. Главное – покрывало ненавистное с себя содрать. Хорошо еще, баль удержался, пока до Суйки добрались, не один раз последним усилием отгоняла Кессаа от него тень смерти. Спасибо этому коренастому недвижимому проводнику за муравьиный мед! Еще десяток таких испытаний, и нечем ему будет торговать следующей весной. Ничего, до леса она мерилом удачи будет, а там и напарника черед придет. Правда, у самой Кессаа сил уже не осталось. Только воли обрывок, чтобы сказать короткие наставления Зиди, сдернуть с себя покрывало смерти, а потом, последним усилием – с баль, и не упасть, а лечь на камни…

Все перемешалось в голове. Суйка уже не казалась страшной или это равнодушие к собственной судьбе пронизало беглянку с головы до пят, только охватило ее спокойствие. «Могильное спокойствие», – подумала Кессаа, закрывая глаза и чувствуя крепкие руки баль. Даже когда гнилух напал в склепе на беглецов, спокойствие не оставило ее. И потом, когда пришлось ползти по камням, прислушиваться и осматриваться, тоже ничто не могло его растворить. «Там, – думала Кессаа, – там, за границами Суйки, все вернется». И ярость, и бодрость, и ненависть к тем, кто вырвал ее из тихих коридоров храма Сади и бросил в это сплетение мерзости.

И все-таки в те мгновения, когда требовалось собраться, могильное спокойствие пронизывала стальными нитями воля. Только ведь воля – не сила, звенит она сталью, а твердости ногам не прибавляет. Ясные и понятные указания свитка, который приносила в келью к Кессаа Тини, внушали девчонке уверенность в себе. Вот только сил совсем не было, или они накапливались тонким ручейком, струйкой неразличимой, толщиной в нитку. Верно говорил Гуринг: это только кажется, что юность глубока и наполнена силой. Сила приходит с опытом и умением, а глубины, в которых она может скапливаться, образуются от переживаний и раздумий. Другой вопрос, что сосуд этот колдовской хоть и растет, но и ветшает с годами, потому и удержать старость силу в себе не может.

Хорошо еще, безразличие не пристало. Тот же Гуринг сразу предупредил Кессаа: ни слабость, ни боль, ни отчаяние, ни ужас – не являются вестниками смерти, безразличие – вот скрип ее тележных осей. Не было безразличия. Но и боли излишней не возникало, даже когда пришлось уничтожить молодого колдуна, в котором чернота еще и скапливаться не начала. Вот только у стены замка едва та самая чернота дыхание не захлестнула, когда призрак из прошлого вновь судьбу Кессаа перекраивать взялся. Что это он там говорил? Вспомнить бы еще, когда силы вернутся. А то, что баль дар с вестью о собственной гибели принял, так всякий свою судьбу сам выбирает.

Еще в каморке ведьмы в Скоче, когда Кессаа затеяла страшный обряд, увидела она, что коротка линия жизни баль, свой запас пришлось в заклинание вплетать. Успел бы только бывший раб до Дешты нанимательницу довести или до алтаря храма Сето, если камни судьбы в правильный узор лягут. Впрочем, и баль этот не противник для той неизвестной колдуньи, что по пятам их следует. Успеть бы убраться от нее подальше. Даже рядом с Тини Кессаа не чувствовала такой мощи. Молода, наверное, но мудра не по годам, если ярость и силу сдерживает, камни не рушит, молнии из небес не тянет, а идет по их следам как по гребню непроходимых гор.