И Роден, возбужденный сверх всякой меры, вложил свой фаллос
в руки друга, который не замедлил сделать то же самое со своим.
— Мне сдается, — сказал при этом Ромбо, — что
мы вполне готовы исполнить задуманное.
— Да, — согласился Роден, — члены наши
взывают об этом; поднимайся, я побалуюсь с твоей задницей, которая мне никогда
не надоест.
С этими словами развратник, спустив с друга панталоны,
принялся ощупывать, похлопывать, покусывать ему ягодицы, чем занимался добрых
четверть часа. Ромбо возвратил Родену те же самые ласки, и сластолюбцы
расположились в таком положении, которое позволяло им ласкать друг другу член и
облизывать задний проход. Роден этим не удовлетворился; он склонил своего друга
на диван и вогнал ему в задницу свое древко по самые яички, не прекращая
возбуждать его руками.
— Если бы ты мог так же как и я, удержаться от
извержения, — сказал он, — кстати, нам надо поберечь силы, так вот
если бы ты был такой же стойкий, я бы вызвал кого-нибудь, чтобы привести тебя в
соответствующее состояние, а через час, после потрясающих утех, мы могли бы
заняться нашей жертвой.
— За себя я отвечаю, — сказал Ромбо. — Я, как
никто, могу контролировать свой оргазм.
— Прекрасно! Кого ты предпочитаешь?
— Мальчиков…
В этот момент Роден извлек свой член из седалища друга и
позвонил гувернантке, которая тотчас появилась на пороге получить распоряжения.
Жюстина решила, что пора ей уходить; она подслушивала эту
беседу только затем, чтобы выяснить судьбу Розали, и теперь было более, чем
ясно, что спасать ее надо как можно скорее; наша героиня помчалась к подруге с
намерением погибнуть или помочь ей вырваться из заточения.
— Нельзя терять ни минуты! — проговорила она через
дверь. — Негодяи!.. Ты оказалась права… это должно случиться нынче
вечером… они придут за тобой.
Бормоча эти слова и задыхаясь от напряжения, жалостливая до
самопожертвования Жюстина прилагала отчаянные усилия, чтобы вышибить дверь.
После одного из толчков с притолоки что-то упало: это был ключ; она схватила
его, поспешно открыла дверь, обняла подругу и торопливо вытолкнула ее наружу.
Но Розали на несколько мгновений задержалась, желая показать Жюстине ужасный
каземат, в котором она находилась, и труп, служивший настенным ковром. И вот
эта злополучная задержка погубила все предприятие. Было потеряно драгоценное
время. Розали, спохватившись, бросилась бежать. О небо! Недаром говориться, что
добродетель должна уступить, что самое справедливое и самое искреннее
сочувствие сурово карается. Внезапно появились Роден и Ромбо, предупрежденные
гувернанткой, оба в растрепанном виде, который красноречиво свидетельствовал о
роде их недавних занятий. Роден схватил дочь за руку в тот момент, когда она
выскочила за порог, но не успела пробежать тех нескольких шагов, которые должны
были сделать ее свободной.
— Ты куда? — крикнул взбешенный отец, крепко держа
Розали, в то время как Ромбо завладевал Жюстиной. — Ага! — продолжал
он. — Значит эта шлюха помогала тебе сбежать… Мерзавка, вот каковы
принципы твой добродетели! Подумать только: ты захотела украсть у отца его
дочь! Вот благодарность за милость, которую я оказал тебе тем, что не зарезал
на месте, когда благодаря твоим стараниям моя девочка оказалась у ног
священника!
— Я сделала то, что должна была сделать, — твердо
заявила Жюстина. — Когда отец дошел до того, что хочет убить свою дочь,
ничего другого не остается, чтобы не допустить такого неслыханного злодейства.
— Ну хорошо, — сказал Роден, — налицо шпионаж
и попытка соблазнения: самые опасные пороки для служанки. Пойдемте все наверх,
необходимо судить преступницу.
Розали и Жюстина, подталкиваемые палачами, вошли в дом. Их
встретила Селестина, почти голая, и набросилась на несчастных с ругательствами.
Марта тщательно заперла все двери и присоединилась к участникам предстоящего
события, которое обещало быть самым ужасным, самым жестоким и отвратительным.
Попытаемся описать его, правда, нашему перу недостает той
живости, какая здесь требуется, поэтому мы постараемся компенсировать ее
максимальной правдивостью и точностью.
— Надо начать с выпивки, — скомандовал
Роден, — я люблю приступать к таким делам в приподнятом состоянии. Стол
оставался накрытым, поэтому требовалось лишь выбить пробки, и в течение
четверти часа было опустошено шесть бутылок лучшего шампанского.
— Принеси-ка нам еще шесть штук, — сказал Роден
сестре, — мы их выпьем за работой. Итак. мадемуазель Жюстина, —
продолжал злодей, подходя к нашей милой девушке, которая беззвучно плакала и
прекрасно понимала, какой конец ей уготован, — вот, значит, как вы воруете
девочек у их отцов, вы, которая великолепно изображает из себя весталку! Ты не
поверишь, Ромбо, но я сделал все, чтобы добиться ее благосклонности, хотя так и
не смог. Но теперь она наша, черт побери, наша! Пусть теперь попробует
улизнуть. А вы, маленькая блудница, — сказал он, наотмашь ударив дочь в
лицо, — вы дали соблазнить себя этой твари?.. Я думаю, их надо вскрыть
обеих, Ромбо: на моей дочери мы проведем опыты с девственной плевой, а Жюстина
поможет нам изучить сердечные сокращения.
— Я готов сделать с этой курочкой все, что
хотите, — отозвался Ромбо, наполовину пьяный, и начал грубо тискать
Жюстину за грудь. — Эта шлюха давно возбуждает меня.
С тех пор, как я тебя узнал, я два или три раза
мастурбировал, думая о тебе.
Ромбо ловко сорвал покровы, которые мешали его вожделению.
Обе несчастные девочки за несколько мгновений оказались в состоянии самой
полной наготы, но поскольку Розали была всем давно знакома, их взгляды устремились
на прекрасное тело нашей искательницы приключений. Селестина приблизилась,
заключила ее в объятия и воскликнула:
— О, дьявольщина, какая прелестная девица!
— Тогда посношайте друг друга, — сказал
Роден. — Вначале полюбуемся вашими утехами, тем более что мне очень
хочется заставить кончить эту девку против ее воли.
Мадемуазель Роден утащила плачущую Жюстину на диван и
принялась возбуждать ее всевозможными способами, а Роден, опустившись на
колени, осквернял обольстительные ягодицы нашей прилестницы похотливыми
поцелуями. Ромбо устроился рядом и приказал Жюстине обсасывать ему член, Марта
пристроилась к хозяину сзади и лобзала его седалище, а тот безжалостным образом
терзал рукой тело своей дочери.
Еще немного, и Селестина возликовала: блудница вложила в это
предприятие столько ловкости и энергии, что удовольствие превозмогло боль, и
наша дева испытала оргазм…
— Наша сучка излила семя! — воскликнул
Ромбо. — Я сразу почувствовал это по тому, как сократился ее анус: я все
это время лизал его…
— Да, она точно кончила, — подтвердила мадемуазель
Роден, — у меня все пальцы мокрые.
Она облизала их, потом поцеловала Жюстину в губы.
— Итак, дитя мое, — произнес Роден, пристально —
глядя на раскрасневшуюся от стыда девушку, — я весьма рад тому, что вы
сейчас сделали; если вы и впредь будете столь же любезны с нами, возможно, вы
восстановите то, что погубила ваша глупость. Ах, черт меня возьми, как она
прекрасна, как идет ей такое сочетание удовольствия и боли!