Жюстина, или Несчастья добродетели - читать онлайн книгу. Автор: Маркиз Де Сад cтр.№ 35

Существо, которое я подвергаю уничтожению, — моя мать, поэтому рассмотрим убийство под этим углом зрения.

Надеюсь, не вызывает сомнений тот факт, что предвкушаемое сладострастие — это единственный мотив, подталкивающий женщину к половому акту, поэтому я хочу спросить, откуда появится признательность в сердце плода этого эгоистического акта? О ком думала моя мать, предаваясь наслаждениям: о себе или о своем будущем ребенке? По-моему, даже излишне спрашивать об этом. Далее, ребенок появляется на свет, мать кормит его. Может быть на этой второй стадии мы обнаружим причину для сыновней признательности? Отнюдь. Если мать оказывает своему ребенку такую услугу, не надо обманываться: она делает это из естественного чувства, которое заставляет ее освободиться от секреции, а иначе она окажется в опасности; точно также поступают самки животных, когда их железы распирает молоко и грозит их убить. И они не могут от него избавиться иным способом, кроме как дать отсосать его детенышу, который инстинктивно тянется к соску. Итак, мать вовсе не оказывает милости ребенку, когда кормит его: напротив, это он помогает матери, которая без этого вынуждена прибегать к искусственным средствам, приближающим ее к могиле. Ну ладно, вот ребенка родили и выкормили, причем ни то, ни другое не предполагает, что он должен испытывать благодарность к женщине, которая это сделала. Перейдем теперь к заботам, которыми окружают детей, когда они немного подрастут. И здесь я не вижу иных мотивов, кроме материнского тщеславия. И здесь молчаливая природа внушает ей не больше, чем самкам животных. Помимо забот, необходимых для жизни ребенка и здоровья матери, то есть механизма, который так же естественен, как породнение виноградной лозы с молодым вязом, — да, Жюстина, помимо этих забот, природа ничего не диктует матери и со спокойной совестью может бросить свое дитя. Он растет и крепнет самостоятельно без ее помощи, ее заботы совершенно излишни: разве страдают детеныши животных, брошенных матерями? Только по привычке или из тщеславия женщины продолжают заботиться о детях, но вместо того, чтобы принести им пользу, они ослабляют их инстинкт, развращают, лишают их энергии, и в последствие этого те уже не могут обойтись без няньки. Теперь я спрошу вас, неужели из-за того, что мать не оставляет забот, без которых ребенок может обойтись и которые выгодны ей одной, он должен связать себя чувством признательности? Вздор! Согласитесь, что это было бы весьма глупо. Но вот ребенок достиг возраста зрелости, а мы так и не заметили в нем хотя бы намека на благодарность к матери; он начинает мыслить, рассуждать, и какие же у него возникают чувства? Прошу конечно прощения, но… никаких, кроме отчуждения и ненависти к той, что дала ему жизнь, ибо она передала ему свои физические недостатки, дурные свойства своей крови, свои пороки… Наконец, унылое существование в горе и несчастии. Осмелюсь спросить, Жюстина, есть ли здесь веские причины для признательности, и нет ли скорее мотива для самой сильной антипатии? Итак, очевидно, что во всех обстоятельствах, когда ребенок получает возможность распорядиться жизнью своей матери, он должен сделать это без малейших колебаний; он не должен раздумывать, так как он может лишь ненавидеть такую женщину, так как месть — плод ненависти, а убийство — средство мести. Пусть же он безжалостно уничтожит это существо, с которым его якобы связывает чувство долга; пусть разорвет на куски грудь, вскормившую его: ведь зла в этом будет не больше, чем если бы он сделал это с другим человеком, и даже меньше, если у него нет причин его ненавидеть так, как он ненавидит мать. Разве животные церемонятся со своими родителями? Они пользуются ими, убивают их, и природа не протестует. Взвесьте остальные ложные обязанности человека, сверьте их с моими словами и затем вынесите приговор этим неестественным чувствам по отношению к отцу, матери, мужу, детям и т.д. и т.п. Вот тогда, проникнувшись этой философией, вы увидите, что вы одиноки во вселенной, что все иллюзорные узы, придуманные вами, — дело рук людей, которые, будучи слабыми от природы, стараются сделать их более прочными. Сын думает, что нуждается в отце, отец, в свою очередь, считает, что нуждается в сыне — вот что скрепляет эти нелепые узы, эти якобы священные обязанности, но я категорически заявляю, что в природе их не существует. Оставь же, милая Жюстина, свои предрассудки, иди служить мне, и твое будущее обеспечено.

— О сударь, — отвечала бедная, совершенно испуганная девочка, — равнодушие, которым вы наделяете природу, — это лишь плод ваших софизмов. Лучше послушайте свое сердце и вы поймете, что оно осуждает все эти ложные аргументы порока и распутства; ведь сердце, к суду которого я вас отсылаю, является святилищем, где природа, оскорбляемая вами, ожидает уважения. Если она запечатлела в нем жуткий ужас перед злодейством, которое вы замышляете, согласитесь, что оно. ей неугодно. Я знаю, что сейчас вас ослепляют ваши страсти, но как только они замолчат, угрызения совести сделают вас самым несчастным человеком. Чем чувствительнее ваша душа, тем сильнее будет мучить ее совесть. Ах сударь, прошу вас, продлите жизнь этого нежного и бесценного создания, не бросайте его в жертву своим жестоким капризам, иначе вы погибнете от отчаяния. Каждый день, каждую минуту она будет стоять перед вашими глазами — ваша дорогая матушка, которую швырнул в могилу ваш слепой гнев, вы будете слышать, как она жалобным голосом произносит те сладостные имена, которые делали радостным ваше детство; она будет будить вас ночью и терзать вашу душу во сне, она вскроет своими окровавленными пальцами раны, которые вы ей нанесли. Свет солнца померкнет для вас на земле, все ваши удовольствия будут нести на себе печать страдания, ваши мысли будут путаться у вас в голове; небесная рука, которую вы отрицаете напрочь, отомстит вам за уничтоженную жизнь и отравит ваши оставшиеся дни, и вы, так и не воспользовавшись этим злодеянием, умрете от горького сожаления о том, что посмели его совершить.

Жюстина обливалась слезами, произнося последние слова; она стояла на коленях перед своим жестоким господином, который слушал ее со смешанным чувством гнева и презрения; она умоляла его всем, что есть в нем святого, заклинала отказаться от ужасного плана и никогда больше не вспоминать о нем. Но она плохо знала монстра, с которым имела дело; она не знала — о безвинное создание! — до какой степени страсти укрепляют и закаляют порок в таких душах, какую имел Брессак; откуда ей было знать, что все чувства, внушаемые в таких случаях добродетелью, становятся в сердце злодея шипами, уколы которых с удвоенной силой подталкивают его к задуманному преступлению? Настоящий распутник обожает бесчестье, позор и упреки, которые заслуживают ему его отвратительные поступки — в этом находит радость его извращенная душа. Разве не встречаются нам люди, которые приходят в восторг от возмездия, обрушивающегося на них, которые видят в эшафоте место славы, где они гибнут с радостным чувством исполненного предназначения, вспоминая свои подлые и преступные деяния? Вот до чего доводит человека осознанная развращенность, вот каков был Брессак, который поднялся и холодно произнес:

— Теперь я вижу, что ошибся, и виню за это не вас, а себя. Впрочем, неважно: я найду другие способы, а вы много потеряете, хотя хозяйка ваша от этого ничего не выиграет.