Я уже пять месяцев жила в Риме и все это время не
переставала думать, смогу ли получить аудиенцию у папы, надежду на которую
заронили во мне кардиналы Бернис и Альбани; и вот наконец, через несколько дней
после последнего достопамятного приключения, я получила короткую записку от
Берниса с просьбой прибыть к нему на следующее утро, чтобы он представил меня его
святейшеству, который, по словам кардинала, давно хотел увидеться со мной, но
не имел такой возможности до этого момента. В записке рекомендовалось
облачиться в простые, но вместе с тем изысканные одежды и не пользоваться
духами. «Браски
[31]
, — писал кардинал, — так же, как
и Генрих IV, предпочитает, чтобы каждая вещь пахла так, как ей надлежит
пахнуть. Он терпеть не может ничего искусственного и обожает Природу, поэтому я
советую вам воздержаться даже от биде».
Выполнив в точности все указания, к десяти часам я была во
дворце кардинала. Пий ждал нас в Ватикане.
— Святой отец, — поклонился Бернис, представляя
меня, — это та самая юная француженка, которую вы желали увидеть. Она
необыкновенно польщена высокой честью, оказанной ей, обещает безусловное свое
послушание и готова исполнить все, что потребует от нее его святейшество.
— И она не будет жалеть о своей услужливости, —
сказал Браски. — Но прежде чем приступить к непристойностям, ради коих мы
собрались, я хотел бы побеседовать с ней наедине. Ступайте, кардинал, и
передайте прислуге, чтобы на сегодня для всех были закрыты наши двери.
Бернис удалился, и его святейшество взял меня за руку и
повел через бесчисленные апартаменты, пока мы не дошли до дальней комнаты,
обставленной с какой-то женственной роскошью, не лишенной, правда, пошлого
налета религии и благопристойности, но в целом в ней было все, что требуется
самому взыскательному распутнику, и все было здесь перемешано и выдержано в
самом изысканном вкусе: рядом с застывшей в экстазе Терезой скорчилась
Мессалина с искаженным от мерзкой страсти лицом, чуть ниже висел образ Христа,
а в углу в красноречивой позе присела Леда…
— Располагайтесь, — сказал мне Браски. — В
этом уголке отдохновения я забываю времена и расстояния и, встречая порок,
когда он появляется в таких соблазнительных формах, как у вас, я позволяю ему
принимать добродетельный облик.
— О, бесстыдный обманщик, — начала я, дерзко
обращаясь к старому деспоту, — вы настолько привыкли обманывать других,
что пытаетесь даже обмануть самого себя. Какого дьявола нужен весь этот лепет
насчет добродетели, если вы привели меня сюда с единственной целью запятнать
себя грехом?
— Я не из тех, кого можно запятнать, милая
девочка, — снисходительно ответил папа. — Меня надежно оберегают
добродетели Предвечного, ибо я последователь учеников божьих, а не человек,
хотя порой и снисхожу к человеческим слабостям.
Уняв приступ невольного хохота, я заговорила:
— Прекратите эти выспренные речи, досточтимый епископ
Рима! Не забывайте, что вы разговариваете с женщиной, достаточно умной, чтобы
видеть вас насквозь. Посмотрим, какова будет ваша мощь и ваши претензии, когда
вас сместят с этого поста.
В Галилее, дорогой Браски, появляется религия, основанная на
трех принципах: равенство, бедность и ненависть к богатым. Эта священная
доктрина гласит, что богатому так же трудно попасть в царствие божие, как
верблюду пройти через игольное ушко, что богатый осужден уже потому, что он,
богат. Приверженцам этого культа запрещается даже делать запасы пищи и
предписывается отказываться от всего, что они имеют. Их учитель Иисус
выражается коротко и ясно:
«Сын Божий пришел не для того, чтобы ему служили, но для
того, чтобы служить самому… Те, кто ныне первые, будут последними… Кто
возвышается, будет унижен, а кто унижается, будет возвышен
[32]
.
Первые апостолы этой религии зарабатывали хлеб насущный в поте лица своего. Не
так ли, дорогой Браски?
— Все верно, — сдержанно отозвался он.
— Тогда я хотела бы знать, какая связь существует между
этими первоначальными установлениями и огромными богатствами, которые вы
накопили здесь, в Италии. Что сделало вас обладателем этих несметных богатств:
Евангелие или мошенничество ваших предшественников? Бедняга! Неужели вы все еще
думаете, что можно обмануть нас?
— Вы — атеистка, но по крайней мере имейте уважение к
потомку Святого Петра.
— Да какой вы потомок? Святой Петр никогда не бывал в
Риме. В самом начале и еще долгие годы Церковь не имела епископов, они
появились только в конце второго столетия нашей эры; так как же вы
осмеливаетесь утверждать, что Петр был в Риме в то время, когда он писал свои
послания из Вавилона? {Петр христиан — это то же самое, что Аннах, Гермес и
Янус древних жителей земли, то есть человек, наделенный даром открывать двери в
мир блаженства. На языке финикийцев и евреев слово «peter» означает
«открывать», и, играя этими словами, Иисус говорит Петру: «Раз ты Петр, ты
будешь открывать ворота в царствие Божие», а затем берет это слово только в
значении древневосточного термина «керна», что значит «строительный камень», и
говорит так: «Ты — Петр, и на этой скале я построю мою церковь». Скорее всего
слово «peter» употребляли также в значении «открытый карьер», затем перенесли
это значение на камень, который добывали в карьере. Таким образом слова
«открывать» и «камень» могли иметь одинаковый смысл, тогда становится понятным
каламбур Иисуса. Как бы то ни было, апостольское слово — очень древнее,
появившееся задолго до времени христианского Петра. Большинство мифологов
сходятся на том, что это — титул человека, назначенного заботиться о будущем.
(Прим. автора)
Неужели вы хотите сказать, что Рим и Вавилон — это одно и то
же? Если так, то никто не будет воспринимать ваши слова всерьез. Теперь
посмотрим, похожи ли вы на Петра. Разве предшественник ваш не изображается
нищим оборванцем, который проповедовал таким же нищим и оборванным бродягам. Он
похож на одного из основателей рыцарских орденов, которые жили в нищете и
потомки которых купались в золоте. Я знаю, что последователи Петра иногда
получали деньги, иногда теряли их, но правда и то, что суеверие и доверчивость
настолько распространены на земле, что у вас до сих пор миллионов тридцать или
сорок прислужников. Но неужели вы полагаете, что лампа философии не укажет им
путь к истине? Неужели они долго еще будут терпеть деспота, живущего где-то далеко-далеко
за тридевять земель, и поступать сообразно его предписаниям? Иметь
собственность только при условии выплаты налогов в его пользу и вступать в брак
только с его позволения? Нет, друг мой, вы глубоко ошибаетесь, если полагаете,
что ваша паства долго будет оставаться в тисках рабства и заблуждения. Я знаю,
что в далеком прошлом ваши нелепые права значили больше, чем сегодня, и что вы
привыкли считать себя превыше всех богов, ибо боги только предполагали, между
тем как располагали вы. Но повторяю еще раз, уважаемый Браски, все уже в
прошлом и никогда больше не вернется; неужели вы сами не видите, до какой
степени предрассудок может извратить самую простую вещь? Я даже не знаю, чем
здесь восхищаться; потрясающей слепотой целых народов или невообразимым
нахальством тех, кто их дурачит. Как это возможно, что после стольких
мерзостей, в которых вы и вам подобные купались веками, взирая свысока на
остальной мир, вы все еще пользуетесь уважением? Как возможно, что вы до сих
пор находите прозелитов?
[33]