Я был у них в гостях, за поздним ужином, и Алисия начала рассказывать о книге, в которой прочитала, что ребенок может освоить десять языков, если начать учить его достаточно рано. Однако Андреа не слушала ее и спросила:
— Где вы будете жить, когда родится ребенок?
Мы переглянулись. Мы уже решили, просто не говорили им.
— Здесь, — сказала Алисия.
— Здесь?
— Да.
— Оба? — спросил Роберт.
— Оба — это кто? — уточнила Алисия. — Мы с ребенком или мы с Сэмом?
— Тогда, все трое?
— Да.
— Вот как, — кивнула Андреа. — Хорошо. Ладно.
— А как может быть иначе? — поинтересовалась Алисия.
— Я думала, ты будешь жить здесь, с нами, а Сэм будет приходить в гости, — ответила Андреа.
— Мы вместе! — отрезала Алисия. — Если мы не будем жить вместе здесь, будем жить где-нибудь в другом месте.
— Нет-нет, золотце, конечно, мы рады Сэму.
— То-то и видно!
— Правда-правда. Но вы слишком молоды, чтобы жить как муж и жена под родительской кровлей.
Когда я услышал эти слова, идея Алисии представилась мне совершенно безумной. Муж и жена? Муж? Жена? Я буду мужем? А Алисия моей женой? Не знаю, играете ли вы в ассоциации, когда кто-то произносит «рыба», а вы отвечаете: «море», «приманка» и «крючок». Но если кто-то произносит слово «муж», я представляю себе «пиво», «костюм» и «бритву». Я никогда не носил костюма и не брился — правда, пиво пробовал. А теперь у меня будет жена.
— Не драматизируй, Андреа, — сказал Роберт. — Алисия имеет в виду, что Сэм будет жить в одной комнате с ней и с ребенком. По крайней мере, какое-то время.
Это прозвучало ненамного лучше. Я никогда не жил в одной комнате с другими людьми с девяти лет, когда ночевал в гостях. Больше я этого никогда не делал, потому что не мог приучиться спать, когда кто-то ворочается в соседней постели. Все это начинало звучать слишком серьезно.
— Может, сначала Сэм будет к тебе приходить и ты посмотришь, как это? — спросила Андреа.
— Хочешь, чтобы я была несчастна, — давай, — огрызнулась Алисия.
— Ох, бога ради, — среагировал Роберт. — Ты же знаешь: не все, что мы делаем или говорим, мы делаем или говорим специально, чтобы разрушить твою жизнь. Изредка случается так, что мы думаем о твоем благе.
— Изредка, — буркнула Алисия. — Очень-очень редко.
— Я шутил...
— А я нет.
— А ты знаешь, Сэм, как ужасно спать в одной комнате с другим человеком?
Роберт с интересом взглянул на Алисию.
— Извини, но это правда, — подтвердила Андреа. — Уснуть невозможно. Сопит, храпит...
— Я не соплю и не храплю, — оборвала ее Алисия.
— Ты сама этого не знаешь, — возразила Андреа, — потому что никогда ни с кем не спала в одной постели. И ты не представляешь, как ты будешь спать после родов.
— Но ведь тебя никто не останавливал, когда ты решила переехать ко мне, — сказал Роберт, обращаясь к Андреа.
— Думаешь, я не задумывалась над этим? Да, это хороший пример. Ну что ж, Сэм. Перебирайся. Добро пожаловать в нашу дружную семью!
Если бы я был Робертом или Андреа, то сказал бы: «Вы разве не видите, на что это похоже? Муж и жена? Пусть Сэм живет со своей мамой. Он может видеть ребенка каждый день!» Но они этого не сделали. Может, и подумали, но не высказали, как бы я этого ни хотел.
Мне нужно было срочно позаниматься скейтингом.
Придя домой в тот вечер, я в первую очередь пошел в спальню и взял свою доску. Я этого не делал с тех пор, как уехал в Гастингс. Я прислонился к стене под плакатом с ТХ и выразил словами свое разочарование.
— Эго чересчур! — крикнул я.
— Мне не хотелось пускать в свою жизнь никакую женщину, не хотелось, чтобы она была вовлечена в нее на разных уровнях, — ответил Тони.
Я не собирался вступать в перепалку, так что просто взял свою доску и ушел.
Мусорник катался в чашке один и выделывал какие-то трюки. Я не видел его с тех пор, как стал встречаться с Алисией, но он не спросил, где я пропадал, потому что знал. Про ребенка, во всяком случае. Никто обо мне не судачил раньше, насколько я знаю, потому что было не о чем. Я никогда ничего предосудительного не делал. Люди узнавали обо мне что-то, потому что я сам это говорил им, а не потому, что они сплетничали обо мне между собой. А теперь все знают о моих делах, и это странно.
— Как ты? — спросил Мусорник.
Он пытался выполнить рок-н-ролл. Это выходило у него не лучше, чем раньше.
— Да ничего. Сам знаешь.
Я делал олли в чашке и притворился, что всецело на этом сосредоточен.
— Ты совсем в заднице, да?
— Спасибо.
— Извини, но это так.
— Еще раз спасибо.
— Извини, но...
— Ты же не скажешь мне в третий раз, что я совсем в заднице?
— Тогда объясни, почему нет.
— Не могу объяснить почему. Нет и нет.
— Раз так, извини опять. Я понял.
— Что?
— Не знаю. Когда про парня наших лет говорят, что он в заднице, обычно это не так, правда? Я имею в виду, что все кончится для него тем, что морду набьют или что училка ему вставит. Но это же всю жизнь не сломает, правда? Какая-нибудь мелочь случится — и это уже в прошлом. Но стать отцом. Это серьезно... Я хочу сказать, что ты в самом деле...
— Не говори так. Правда. Не то сам окажешься в заднице. В общепринятом смысле. То есть морду набью.
Я никогда никого не бил, но он меня достал.
— Извини, что чуть не сказал это снова. И как случилось...
— Не за что. Ты-то тут при чем? Или это от тебя Алисия залетела?
Я шутил, но поскольку только что угрожал набить ему морду, он начал оправдываться.
— Я ее и не видел-то никогда. Я подразумевал — мне жалко, что тебе так не повезло.
— Ну да.
— И что ты собираешься делать?
— С чем?
— Не знаю. Со всем.
— Понятия не имею.
Мне было приятно чувствовать, как скользит моя доска, прежде всего потому, что я знал, что делаю. Мусорник по-мусорному делал рок-н-ролл и многое другое, но я хотел бы быть им. Хотел бы, чтобы не о чем было волноваться, кроме скейтинговых трюков. С моей нынешней точки зрения это была совершенная жизнь. До этого я жил совершенной жизнью, и сам не знал, что живу ей.
— Мусорник! — позвал я.
Он не ответил. Плохо жить с такой кликухой.