Как стать добрым - читать онлайн книгу. Автор: Ник Хорнби cтр.№ 40

— Ну, так уж прямо и кучу, — наигранным тоном заметил Дэвид, но беспокойство в голосе выдало его с головой.

— Когда это произошло?

— На прошлой неделе. Он заставил нас перебрать все игрушки и забрал половину.

— Почему ты мне ничего не сказал? — Вопрос был адресован скорее Тому, чем Дэвиду, что кое о чем свидетельствовало.

— Он сказал не говорить.

— И вы послушались его? Вы же знаете, что он сумасшедший.

Дженни поднялась с места:

— Думаю, есть вещи, которые лучше обсуждать в домашних условиях, — ненавязчиво заметила она. — Но здесь определенно есть над чем поразмыслить, должна вам заметить.

Оказалось, что большинство отданного — разумеется, в тот же облюбованный Дэвидом приют одиноких матерей — просто мусор или барахло, с которым дети давно перестали играть. По утверждению Дэвида, инициативу проявила Молли: она считала, что подарки будут бессмысленны, если они отдадут вещи, с которыми не жалко расставаться. Так что между детьми и Дэвидом было достигнуто соглашение при одном воздержавшемся (Том выступил, таким образом, пассивно-потерпевшей стороной). Было решено пожертвовать что-то из текущего арсенала игрушек. Том пожертвовал свою радиоуправляемую машинку и почти немедленно об этом пожалел. Именно здесь и содержалась психологическая мотивация его преступной деятельности: отдав одно, он жаждал немедленного возмещения.

По возвращении домой с Томом была немедленно проведена беседа и получены все необходимые гарантии насчет его будущего поведения. Мы также пришли к соглашению о справедливом воздаянии, соответствующем масштабу проступка (запрет смотреть телевизор на неделю, «Симпсонов» — на месяц). Но главный разговор ждал меня впереди.

— Я что-то не понимаю, — сказала я Дэвиду, как только мы остались наедине. — Ты все-таки объяснись. Я не понимаю, чего ты добиваешься — что все это значит.

— Что именно?

— Ты делаешь из наших детей моральных уродов.

Только, пожалуйста, не надо говорить, что у каждого есть свои странности, не надо, не надо об этом, пожалуйста. Потому что это все равно неправда. И не может быть правдой, если в этом мире слово «странный» имеет хоть какой-то смысл. Иначе бы оно просто ничего не значило. Ведь странно не смотреть «Кто хочет стать миллионером?», когда все не отрываются от телевизоров? Странно считать «биг мак» отравой и «пищевым мусором», когда миллионы людей почти ничем другим и не питаются. Вот видите: всегда можно нарисовать еще один кружок, размером поменьше, внутри большого круга и отнести себя к «странному» меньшинству или «нестранному» большинству. Я, например, автоматически попадаю в кружок людей, которые уже не считают чем-то особенным раздачу воскресного обеда алкоголикам в парке, которые привычно распространяют игрушки собственных детей среди неимущих, однако этим кружком я могу обвести лишь собственный дом. Это и будет моим определением «странности». А также безвыходности и одиночества.

— Это в самом деле странно.

— Что странно?

— Твое беспокойство.

— Беспокойство здесь ни при чем. Беспокоиться можно сколько угодно, хоть до белой горячки. Надо пытаться как-то решать проблемы.

— Скажи мне, какие ты видишь проблемы?

— Какие проблемы? Ты действительно спросил это, я не ослышалась? Ты не видишь никаких проблем в нашей жизни — так прикажешь тебя понимать?

— Я понимаю, в чем ты видишь проблемы. Что тебе кажется проблемами. По это не значит, что это проблемы и для меня.

— То есть тебя не волнует, что твой сын становится Артфулом Доджером?

— Он больше не будет трогать чужие вещи. Перед нами стоят куда более важные вопросы.

— Вот тут-то я и перестала тебя понимать. Я совершенно запуталась, Дэвид. Я не понимаю, что это за глобальные вопросы, которые так тебя волнуют, что ради них можно забыть обо всем: о сыне, обо мне, о всей нашей семье…

— Я не могу объяснить тебе. Все время пытаюсь, и никак не получается.

— Ну, попробуй еще раз.

— Бесполезно.

— Сделай еще одну попытку.

— Просто… понимаешь, — этим своим «понимаешь» Дэвид сейчас напомнил мне Ребекку, — хочется другой жизни. Лучшей. Мы неправильно живем.

— Мы? Это ты про нас? Это ты — ты писал свой паршивый роман, а не «мы». Ты вел в газете рубрику, выставляя там всех дебилами и моральными уродами. А я пыталась хоть как-то улучшить самочувствие людей, которые обращались ко мне за помощью.

Я представила, как пошло это звучит со стороны, но Дэвид и впрямь разозлил меня не на шутку. Я же хороший человек, в конце концов, я доктор! Да, у меня был роман, да, была связь на стороне, но это вовсе не значит, что я стала плохой и что я должна раздать все, что у меня есть, или должна смотреть сложа руки, как мои дети «жертвуют» свои игрушки.

— Понимаю, я слишком много прошу от тебя. Может быть, даже взваливаю непосильную ношу. И ты вольна выбирать самостоятельно, жить тебе с этим или остаться в стороне. Это твое дело. Но ничего не поделаешь — я не могу по-другому. Пелена спала с глаз моих, Кейти. Я прожил напрасную жизнь.

— С чего это у тебя началось?

— Теперь уже не имеет значения.

— А что тогда имеет значение? Пожалуйста, объясни — мне как-то невдомек.

— Смысл в том… в том, что я чувствую. И мне теперь все равно. Главное — знать, что ты делаешь. Я не хочу умирать с чувством, что так и не сделал попытки изменить свою жизнь к лучшему. Я не верю в Небеса, Рай и прочее. Но хочу стать человеком, который мог бы получить туда пропуск. Теперь ты поняла?

Конечно, поняла. Я же доктор.

Позже, уже засыпая, я стала размышлять о «плохих» людях — обо всех этих наркоторговцах, фабрикантах оружия, политиках-коррупционерах, о циничных подонках на всех ступенях власти — интересно, если бы они прошли через руки ГудНьюса, то изменились бы, как Дэвид? Сна тут же как не бывало. Я испугалась за них, за этих моральных уродов и подлецов. Мне нужны были эти люди, они служили мне компасом в мире. Идешь на юг — там святые, монахини-медсестры, учителя в кварталах бедноты. Идешь на север — исполнительные директора табачных компаний и сердитые газетные комментаторы. Пожалуйста, не думайте, что я двигаюсь на север, если меня иногда сносит в эту сторону, или я слегка заблудилась в землях, где то, что я совершила и чего не совершила, в самом деле что-то значит.

Назавтра был четверг. Я смогла отлучиться с работы в обед, так что успела перехватить вернувшегося из школы Тома под предлогом совместной прогулки. Он согласился со скрипом, смущенный таким предложением. «Гулять? Зачем? Просто так?» — и попытался уклониться, но тщетно — он прекрасно понимал, что сегодня не его день и лучше не рыпаться. Тем более если прогулка в соседнем парке может как-то облегчить его участь, этим стоит воспользоваться.