Я подошел ближе.
Она живо уползла к другому краю кровати. Боялась. Дрожала.
«Успокойтесь. Мы пришли вам помочь. Не бойтесь».
«Колуцца. Вернись. Позовем кого-нибудь», — сказал Ферри сзади.
«Да, кого-нибудь из психушки…» — добавил Носкези.
Я не слушал. Хотел разглядеть ее получше. Я подумал, есть ли в этих фразах смысл или они случайно так расположились.
Я приблизился потихоньку, — так двигаются, желая поймать вспугнутое дикое животное. Мелкими шагами, стараясь не делать резких движений.
«Успокойтесь. Успокойтесь».
Я подошел к ней на пару метров. Не знаю, что я собирался делать, может, просто потрогать ее, схватить, вытащить из этого кошмара. Сделал еще один шаг, и она подпрыгнула.
Вскочила как безумная и стала носиться по комнате, прыгая на кровать и разбрасывая обрывки.
«Остановите ее», — заорал я.
Старуха тоже орала. Издавала что-то вроде громкого мяуканья, как гулящие коты.
Ферри попробовал ее остановить, но это было бесполезно. Она выскользнула у него из рук. Носкези тоже пытался ее схватить, но безуспешно.
Быстро она бегала. И исчезла, шурша, в коридоре.
«Она пропала», — сказал Ферри.
«Ладно, мы попытались. Вы довольны? А теперь сваливаем, черт возьми».
Носкези больше не мог. Трясся, как ребенок.
Мы вернулись в коридор, в этот темный проход.
Я устал от этого запаха, от старухи в надписях, от этой домашней бойни.
Шум в темноте.
Ферри заорал. Отчаянно заорал, потом еще громче.
Рухнул на пол.
«Феррриии! Что с тобой? Что случилось?» — спросил я, не понимая, в чем дело.
Попробовал отыскать зажигалку в одном из тысячи моих карманов. Нету. Ферри меж тем орал, как свинья под ножом. Носкези тоже вопил в панике.
«Что с тобой?» — спросил я Ферри, поднимая его с пола. Взяв за ногу, я понял, что джинсы его промокли.
Кровь.
«Эта сука меня ранила. Она меня ударила. Повредила мне ногу. Изувечила меня».
Я поволок его. Он чертыхался. В кухне мы расчистили место среди дохлых котов.
Потом это случилось еще раз, теперь с Носкези.
Я видел только тень, метнувшуюся из-за холодильника, пронесшуюся и пропавшую.
Носкези повалился на пол, на колени, и взвыл.
Одной рукой он зажимал другую. На нем был разрез, повредивший куртку и свитер. Оттуда уже лилась кровь.
«Сука драная. Что ты со мной сделала, черт возьми?»
«Убей ее. Убей ее», — орал Ферри на полу.
Я не мог соображать. Ничего не мог.
«Убей эту сволочь, Колуцца!» — хныкал Ферри.
«Я сам ее убью. Сейчас мы посмотрим…» — сказал Носкези и опустил немного рычажок огнемета, из которого тут же вырвался язычок пламени.
«Подожди, Носкези. Господи! Не делай глупостей», — сказал я, но было поздно. Я последовал за ним в гостиную.
Старуха забилась в угол.
Она хватала кошачьи скелеты и кидалась ими в Носкези. В руке у нее была бритва.
Это было зрелище. Ее газетная кожа была пропитана кровью, расплывшейся большими красными пятнами.
Носкези увеличил силу огня (напор горючей жидкости).
«Погоди. Погоди. Нееет. Боже!» — заорал я.
Поздно.
Носкези опустил рычажок до упора, обдав старуху длинным языком пламени, который обволок ее целиком.
Я подался назад. И смотрел, как она горит.
Она сгорела, и ее кожа не потрескалась, а сгорела. Тело не поджарилось.
Нет, она сгорела, как бумага, став одним огромным языком пламени.
Свернулась, почернела, превратилась в пыль. Поднялась в воздух, уже пеплом, клубясь над пожиравшим ее огнем.
Это была просто горящая газета.
Потом занялась вся квартира. Приехали пожарные и вытащили нас.
Металл
Даааа, еще, я сейчас умру, дааааа, не останавливайся, я кончаю. ААААА.
Я выключил видик.
Выключил телевизор.
Плоть. Огромные гениталии. Эрекции. Пот. Залпы эякуляций.
От всего этого секса у меня кружится голова, он раздражает меня, как стая каркающих воронов.
Эти кассеты доводят меня до изнеможения, выматывают.
Теперь это просто ритуал, который я совершаю каждый день перед мастурбацией.
Сначала смотрю кассету, потом онанирую.
Фильм — просто что-то вроде закуски.
Мои семяизвержения перестали уже восприниматься как реальность и обрели абстрактный смысл, вызванный общими метафизическими причинами.
Добром и злом, жизнью, проблемами размножения, деления ДНК, Богом.
Сегодня, однако, мне хочется чего-то более приземленного.
Хочется почувствовать другое тело, извивающееся под моим.
Хочется кончить куда-то, кроме собственной руки.
Не хочется спускать свою сперму в унитаз.
Хочется остаться в ком-то, кто шевелит ногами.
В нерешительности я брожу по квартире.
Решаю просто удовлетворить смутные желания, вертящиеся в голове, как дикие звери, обезумевшие в неволе.
Принимаю душ.
Вода стекает по моему телу светлыми струями, и это, вместо того чтобы успокоить, возбуждает меня еще сильнее.
Ты просто старый одинокий дурак.
В душе, вместе со мной, женщины, они целуют меня, ласкают, показывают мне все свои дела, непропорциональные, как в классических порнофильмах. Женщины с огромной грудью, темной и ужасающе набухшей.
Гипертрофированные молочные железы. Настоящие шары. Полушария, накачанные силиконом. Все, хватит.
Я одеваюсь.
Беру пачку денег.
Выключаю свет во всей квартире.
Выхожу на улицу.
Холодно.
Сажусь в свой серебристый «фиат» и еду.
Еду как сумасшедший по подземным переходам, уходящим в недра Рима. Выезжаю среди машин, стоящих неподвижно и лениво вдоль Муро Торто.
Гудя, въезжаю в Прати.
Улица Кола ди Риенцо.
Набережная Тибра.
Мной опять овладевает желание. Слава богу, это долбаное желание потрахаться снова захватывает меня, приводя в боевую готовность. Оно может даже стать опасным.
Потом сворачиваю на Олимпику и разгоняю машину за 150. Я тягаюсь с «гольфом-ГТИ» цвета металлик, вечным соперником. Я его делаю, рву на части, просто уничтожаю, разогнав все 128 лошадиных сил.