Законник - читать онлайн книгу. Автор: Василий Горъ cтр.№ 44

А еще там, ломая голову над тем, как подчинить себе графа Аурона или его оруженосца, я постоянно анализирую их поведение. И почти не вижу дороги, по которой меня везут. Тут трачу все свои силы на то, чтобы найти в своей памяти хоть какие-то зацепки, которые позволят мне повторить проделанный однажды путь, привести равсаров к замку Красной Скалы и спасти семью графа Аурона.

Медитировать в седле, с открытыми глазами, вглядываясь в окрестности, и ежеминутно сравнивать то, что пробуждаешь в памяти с тем, что видишь вокруг — совершеннейшее безумие. Однако, как говорит моя мать, необходимость — лучший учитель. И я вынуждена балансировать на грани небытия, накладывать один образ на другой, и… медленно сходить с ума: совмещать два совершенно непохожих мира кажется невозможным…

…Сейчас там идет дождь. Непроницаемая серая пелена скрадывает расстояния, меняя внешний вид всего того, что я вижу. Вот, например, этот дуб, растущий справа от тропы, там кажется черным и страшным. Ветви, похожие на скрюченные пальцы отжившей свой век старухи, тянутся к моему лицу, так, как будто пытаются выколоть мне глаза. И я, отшатываясь от метнувшейся в лицо тени, чуть не вываливаюсь из седла.

Прикосновение графа Аурона, невесть как успевшего меня поддержать, заставляет меня вздрогнуть: его ладонь мокрая, холодная и… жесткая, как клинок меча. Удерживаю рвущийся наружу крик, поворачиваюсь к нему лицом и… снова вздрагиваю. Но уже тут: капельки дождевой воды, висящие на листьях над его головой, вдруг напоминают мне кровь. На пальцах мэтра Джиэро во время работы.

На то, чтобы отрешиться от ненужных эмоций, уходит целая вечность. И к моменту, когда я оказываюсь в состоянии сравнивать, то самое дерево уже пропадает из поля моего зрения.

Вертеться в седле я себе не позволяю — Великая Мать Виера должна быть холодна, как вечные снега Белого Клинка, — поэтому, мысленно вздохнув, я снова ухожу в воспоминания. И не сразу реагирую на негромкий выдох Равсарского Тура:

— Великая Мать! Ты прозрела что-то… нехорошее?

Мысленно вздрагиваю от радости, повторяю про себя подготовленную фразу, и, решив, что готова, медленно поворачиваю голову направо:

— Да, мой эдилье… В ткани мира оборвалась нить… Сестры Дейри слышали Слово… И подают знак…

— Знак? — Беглар Дзагай непонимающе смотрит мне в глаза. — Какой знак? И какое слово?

Я растягиваю губы в ледяной улыбке:

— Что может быть понятнее, чем дыхание смерти?

— Ничего… — равсар хмурится, тянется рукой к мечу… потом в его взгляде вспыхивает понимание, и он, развернувшись на месте, вглядывается в лицо едущего за ним Гваззы Итрая: — Он? Его Слово, гюльджи-эри?

Я медленно киваю:

— Его, мой эдилье…

Тур угрюмо сводит брови у переносицы, стискивает пальцы на рукояти меча и с вызовом смотрит на меня:

— Гвазза — мой лайназ. И я не позволю кому бы то ни было взять его кровь…

В моих глазах появляется грусть:

— Ты — достойный сын своего отца, Беглар. Однако против сестер Дейри бессильны даже боги…

Жестикуляция привставшего на стременах горца, и звуки команд, раздающиеся за моей спиной, заставляют меня усмехнуться:

— Твои воины способны на многое. Они прикроют твоего лайназа от меча и арбалетного болта. Защитят от броска снежного барса и укуса ядовитой змеи. Но разве кто-нибудь из них способен срастить оборванную нить его жизни?

— Н-нет… — выдыхает Тур. И, снова приподнявшись на стременах, с надеждой смотрит мне в глаза: — А ты, Великая Мать? Ты — можешь?

Я еле заметно киваю:

— Я — могу. Но не буду…

— Почему? — сжав руки в кулаки, спрашивает он. И, увидев, что я ухожу в себя, бледнеет: — Он… он просто старался меня защитить! Так, как предписывают адэты…

…— Братья! Склоните головы перед Великой Матерью Виерой! — осадив коня, восклицает Равсарский Тур. — Гюльджи-эри нашего народа решила снизойти до своих сыновей и помочь нам сдержать слово, данное мною моему новому брату…

— Снизойти до тебя, мой эдилье… — уточняю я. И холодно оглядываю ошарашенных горцев. — И помочь ТЕБЕ…

Беглар Дзагай вспыхивает, как десятилетний мальчишка, пойманный во время подглядывания за переодевающимися женщинами, и на мгновение теряется:

— Э-э-э… да! Великая Мать… обещала показать тропу через Ледяной Хребет…

Равсары растерянно молчат: согласно их адэтам, место женщины — у очага. А не в походе. Но Великая Мать Виера — это больше, чем хранительница очага или мать их детей. Она — гюльджи-эри, предводительница валькирий. А, значит, имеет право брать в руки меч. И вести в бой…

Читать чувства, мелькающие на лицах воинов, просто. Даже очень: вон тот здоровяк, заросший густым черным волосом аж до самых глаз, верит. По-настоящему. И где-то в дебрях его спутанной бороды вот-вот появится улыбка: как же, Великая Мать Виера снизошла не к кому-то там, а к его вождю!

Рыжеволосый парень со шрамом на правом предплечье, судорожно вцепившийся в кинжал и уставившийся на тот берег — еще нет: раз за разом вспоминая картину моего появления в луче солнечного света, он пытается понять, может ли это быть обманом…

Двое за его спиной — растеряны: слово вождя — закон. Но я — женщина. Самая обыкновенная. И больше похожа на добычу…

Тем временем Равсарский Тур осторожно опускает меня на землю, потом спешивается сам, и, в два прыжка оказавшись рядом с породистой буланой кобылкой, ласково прикасается к ее холке:

— Твоя лошадь, Великая Мать!

Поблагодарить его я не успеваю: справа от меня раздается полный ехидства вопрос:

— Балар! Это же леди Лусия! Та самая, к которой ты…

Договорить он не успевает. Еще бы — сорвавшийся с места Тур легким шлепком подбивает вверх его подбородок.

Клацание зубов несчастного слышно, наверное, даже в Навьем урочище.

— Это — Великая Мать Виера! Которая вселилась в тело леди Лусии…

— Ты уверен? — не унимается равсар. И ехидно ухмыляется.

'Вот оно…' — мысленно вздыхаю я. И стряхиваю с указательного пальца правой руки скрученный в трубочку листок…

От коня Беглара Дзагая и до воина, посмевшего усомниться в его словах, всего одиннадцать шагов. Всего одиннадцать — но каждый из них дается мне так тяжело, как будто я прорываюсь сквозь строй латников. Одиннадцать. А на десятом я почти глохну от звучащих в голове слов: '…и так же смертоносна, как Меч Полуночи…'

Смертоносна. Я. Как этот самый меч. И холодна, как вечные снега Белого Клинка. А еще — мстительна, кровожадна и неудержима. Значит, если я не возьму жизнь этого равсара — то потеряю лицо. И…

Нет! Думать о том, что будет, если я остановлюсь, мне не хочется. Поэтому, замерев рядом со своим эдилье, я холодно выдыхаю: