– Ничего общего, – кипятился
модельер. – У меня светлая кожа с железом, у него – черные лакированные и
матовые ремешки. И потом, мое платьице создавалось не для показа. Сделал на
заказ для одной эстрадной певицы. Если бы не Вероника, никто не стал бы
раздувать из этой истории скандал.
– Какая Вероника?
Епифан вздохнул.
– Вокруг меня – одни женщины: закройщицы,
портнихи, пуговичницы, художницы… Просто мрак. Постоянно происходят ссоры.
Кто-то кому-то не то сказал, косо глянул – и готово, поехали. Но круче всех
манекенщицы. Это, я вам скажу, просто как с хищниками работать. Чуть вожжи
ослабил, и драка. Мужиков делят, за заграничные поездки цапаются, жалуются,
пишут доносы. В грим клей наливают, в туфли бритвы подкладывают. И ведь вот
парадокс – чем красивей баба, тем стервозней. Каждое дефиле заканчивается
демонстрацией свадебного платья. Ну традиция такая. Выходить в костюме невесты
крайне престижно.
От воспоминаний Епифан раскраснелся. Оказывается,
он хорошо знал Веронику еще с тех времен, когда та пробовала стать
манекенщицей. Это потом, выйдя замуж за Полянского, женщина принялась делать
артистическую карьеру.
Весной Вероника явилась к Епифану с
предложением. Хотела выступить на традиционном показе «Лето» и торжественно
выйти в платье невесты. Дела на артистическом поприще шли плоховато, и женщина
решила привлечь к себе внимание таким образом. Но Блистательный не собирался
идти на поводу у старой приятельницы. Платье невесты сшили для юной красавицы
Кати Рябченко. И вообще одеяние новобрачной должна демонстрировать манекенщица
с наивным выражением лица, а не циничная стерва.
Ника выслушала Епифана молча и ушла. А через
несколько дней вышла статья.
– Но получилось наоборот, – ликовал
Блистательный, – народ поглядел на «Скандалы недели» и ломанулся ко мне на
показ по-черному. Так что спасибо Веронике. Знать бы, что так хорошо получится,
сам бы историю раздул. А Гюльнару увольнять не стал.
– Кто такая Гюльнара?
– «Вешалка», Никина подружка лучшая, вместе
у меня начинали. Потом Медведева на конкурсе победила и в театр подалась, а
Гюльнара до сих пор бегает по «языку». Это она «ремешковое» платье
сфотографировала, больше некому.
Еще минут двадцать мы обсуждали абсолютно
ненужное вечернее платье, и наконец я выпорхнула наружу, купив жуткую
фиолетовую кофту, всю усеянную стразами, фальшивым жемчугом и бисером. В
сумочке лежал и адресочек вредной Гюльнары.
Поглядев на часы, решила ехать домой. Времени
– семь. Скорее всего манекенщица умоталась на какую-нибудь тусовку. Девиц
подобного сорта лучше всего отлавливать утром, когда они отсыпаются. К тому же
смертельно хочу есть, пить и курить. Но «Голуаз» закончились, а в киосках их
нет.
Небо нахмурилось, кругом потемнело, и не
успела я добраться до Ложкина, как с небес обрушился просто библейский ливень.
Крупные капли больно барабанили по спине, пока я бежала из гаража в дом.
В холле около детской коляски стояли в
задумчивости Маня и Бекас.
– В чем проблема? – спросила я.
– Да вот хотим моторчик приладить, –
медленно пробормотал Бекас, – представляете, как здорово, надо только
докумекать, как лучше сделать. Хочется, чтобы управлялась пультом…
Я вздрогнула, представив, как коляска с
близнецами на бешеной скорости несется в гору, а за ней, размахивая пультом и
задыхаясь, бежит старенькая няня Серафима Ивановна.
– Никаких колясок с мотором, –
сказала я твердо, отгоняя свое видение.
– Ладно, – покладисто согласились
«Кулибины» и побрели в кабинет.
Я пошла за ними. Вроде бы Кешка купил недавно новые
детективчики, выберу какой поинтереснее. Машка с Бекасом включили компьютер, в
углу тихо бормотал свои дурацкие новости телевизор.
– Давай, давай, – подбадривала Маня
Бекаса, – научишься быстро на компьютере работать. Ну-ка набери – корова.
Бекас пощелкал клавиатурой.
– Нет, – заорала Машка, – ну
куда ты пальцем тычешь, гляди, что набралось – карова.
– Разве неправильно? – удивился
Бекас.
– Ты что, с дуба упал? – возмутилась
дочь. – Или в школу не ходил?
Повисло молчание, потом парень пробормотал:
– У меня всего три класса.
– Как это? – ахнула Маня. –
Тебе родители учиться запретили?
Юноша опять помолчал, потом сказал:
– Папаню и не помню, никогда не видел, а
мамка вечно пьяная ходила. Нас детей у ней пять штук погодков, всем жрать
подавай. А маманя только о бутылке и думала. Купит нам батон – хавайте, детки
дорогие. Я вот только до третьего класса и доучился. Надо было братьев да
сестру кормить. Старший я. Сначала машины мыл, потом ребята к делу пристроили.
– К какому? – сурово
поинтересовалась Манюня.
– В гараж. По первости тачки разбирал,
затем угонять начал. Потом посадили. Но тут, спасибо, ребята быстро вытащили.
– А теперь чем занимаешься? –
продолжала допрашивать Маня.
Меня поразило, что Бекас покорно отвечает на
ее наглые вопросы.
– Сейчас шофером работаю у
хозяина, – пояснил парень, – хорошо зарабатываю, квартира
собственная, и машину купил.
– А братья твои где?
– Когда маманя спилася, всех по детдомам
распихали. Сестру и двоих самых маленьких усыновили, Петьку убили в драке, а
Лешка в ансамбле пляшет. «Ритмы земли» называется.
– Вот что, Николай, – сообщила
Маня, – конечно, детство тебе суровое досталось, но писать в восемнадцать
лет «карова» просто стыдно. Завтра же начнем заниматься. Русский, математика,
история, литература, можно еще французский. Компьютер быстро освоишь. Мы за
лето много успеем.
– Да я, наверное, не смогу, все
забыл, – завел Бекас.
– Вспомнишь, – не поддалась Маня.
И они опять защелкали клавиатурой. Я тихонько
шелестела страницами, выбирая чтиво. Жалко Бекаса, надо же, как не повезло
парню. А ведь талантливый механик, просто самородок.