Заливаясь слезами, прижимая к себе собачку
Фоку, Коля уехал. А Трофим неожиданно выздоровел, скончался Лешка Никитин.
Умная Евлампия велела похоронить несчастного в могилу к господам, а на кресте
добавить имя – Трофим. Барский сынок получил документы Лешки и пошел по жизни
крестьянским сыном, старательно скрывая дворянское происхождение. Никто из
крестьян не выдал тайны, даже когда стало понятно, что Советская власть
установилась всерьез и надолго.
Я вытащила паспорт Корзинкина и подсунула
деду:
– Приезжал ли сюда этот мужчина?
Прохор принялся напряженно всматриваться в
фото, потом начал сморкаться.
– Вылитый Коленька, господи, выжил,
значит, хозяин мой, услышал спаситель молитвы!
– Так не было тут Базиля?
Прохор, однако, почти не обращал на меня
внимания.
– Вот радость-то, – причитал
он, – сохранилась фамилия. Трошины-то детки Никитиными записаны. Приезжали
сюда двое – мужчина и женщина. Алексей Иванович да Вера Ивановна, назвались
внуками Корзинкина Трофима, все искали по деревне, может, кто документы какие
сохранил, ту же купчую на дом. Только зря. У Евлампии-покойницы, экономки
господской, правда, что-то было припрятано. Но после ее смерти Авдотья от греха
все и пожгла – боялась. Очень Трошкины внучки убивались, даже адресок женщина
оставила – на всяк случай.
– Не выкинули?
Прохор подошел к иконе и вытащил из-за божницы
мятый листочек. Что ж, похоже, больше ничего не узнать. Базиль был тут, но
дедок, очевидно, отходил куда-то, а Корзинкину и в голову не пришло, что в
заброшенной деревне есть жилец.
Я вышла из дома и пошла вправо, к машине.
– Дочка, – крикнул дед, – на
дорогу лево бери.
– У меня там машина.
– Ну и ну, – удивился Прохор, –
той тропкой не проехать, и мосток развален, вперед бы подала да свернула мимо
сторожки.
Я улыбнулась ему. Дед крякнул.
– Слышь, дочка, сделай милость, коли на
автомобиле, съезди мне в аптеку, тут недалеко тебе будет, а мне недопехать.
Купи валокордину пузырек, погоди, деньги дам, он теперь дорогой, зараза.
Не взявши дедовы рубли, я покатила в аптеку,
потом, припомнив серые бесформенные ломти домашней булки, завернула в местный
супермаркет с гордым названием «Победитель». У «Вольво» большой багажник, но
все покупки туда не влезли, кое-что пришлось бросить на заднее сиденье. Ящики с
макаронами и подсолнечным маслом, пакеты риса, пшена, перловки и неизвестной
крупы «Артек», тридцать килограмм муки, двадцать пачек сливочного масла, горы
тушенки, а еще чай, какао, конфеты, пятьсот стеариновых свечей, лампа «Летучая
мышь», фляга с керосином, газеты, штук двадцать детективов, мыло, шампунь… Всю
предстоящую зиму Прохор будет ходить в город только за пенсией, а возвращаться
налегке. Подумав еще чуть-чуть, купила ему транзистор и запас батареек – все
веселее жить.
Когда дед увидал, как я вылезаю из похожего на
передвижной магазин «Вольво», у него на минуту пропал голос.
– Что это, зачем, не надо, –
бормотал старик, пока я, отдуваясь, таскала мешки и коробки.
– Прохор, – строго сообщила
я, – продукты и вещи велел передать Базиль Корзинкин, внук Николая. Бывший
хозяин помнил вас и любил, это подарки от него. Весной приеду, привезу еще.
Дед заплакал, потом утер глаза.
– Эх, жена до радости не дожила, как
звать-то тебя, дочка?
– Даша.
– Ты, Дарьюшка, назад поедешь и две
дороги увидишь, обе к шоссе ведут, но ты, детка, по хорошей не езжай, а там,
где бетонка лежит, сверни на проселок.
– Чего так?
Прохор помялся.
– Избенка стоит у оврага. Раньше в ней
кузнец проживал – Никанор. Нелюдимый, молчун, вот и построился особняком. Дом
давно брошен. А сейчас в нем сумасшедшие селятся. Поживут месяц и съедут. И
сейчас один живет. По-русски ни бум-бум. Все говорил «мсье, мсье» – француз или
притворяется. Вот я и думаю, зачем честным людям, да еще инородцам, в глушь
забираться? Может, они маньяки или убивцы? От милиции прячутся, вон в газетах
какие страсти-мордасти пишут.
Я поблагодарила деда и покатила назад. Дорога
и впрямь разделялась, причем как-то незаметно, просто вдруг в кустах мелькнули
бетонные плиты, абсолютно неприметные, когда едешь в Горловку. «Вольво» резво
покатил, подскакивая на стыках. Сердце ликовало: кажется, Базиль нашелся.
Глава 15
Кузнец и впрямь жил букой. Небольшой сруб
прятался в лесу и летом, наверное, совсем незаметен. Но сейчас, когда основная
масса деревьев потеряла листву, темные бревна резко выделялись на фоне голых
стволов. На дорогу глядели три окна, в двух – стекла, крайнее забито фанеркой.
Я подошла к сгнившему, покосившемуся крыльцу и крикнула:
– Эй, Базиль, выходи, Дарья Васильева по
твою душу приехала.
В ответ тишина. Я дернула простую железную
скобу, исполнявшую роль ручки. Дверь не шелохнулась, внутри ни звука, но видно,
что в замочной скважине торчит ключ, следовательно, внутри есть люди, просто не
желают отзываться.
– Базиль, не дури, – заорала я
по-французски, – Сюзи в Париже с ума сходит, пожалей жену, старый кретин,
хватит в Робинзона Крузо играть.
Замок залязгал, тяжелая дверь распахнулась, и
на пороге появился высокий худой блондин в грязных потертых джинсах и толстом
свитере. Он абсолютно не походил на Базиля. Не успела я удивиться, как странный
жилец спросил на великолепном французском:
– Бог мой, вы из Парижа?
– Да, – ответила я, – очевидно,
вы тоже?
– Просто безобразие, – обозлился
«дикарь», – еще три дня осталось! Как они смели уже новых прислать, буду
жаловаться в агентство! Уже второй раз беспокоят! И в деревне человек живет!
Я совершенно ничего не понимала и на всякий случай
уточнила:
– Ищу господина Базиля Корзинкина,
книгоиздателя из Парижа!
«Робинзон Крузо» помягчел:
– Значит, не будете ночевать?
– Нет.
– Ладно, заходите.