Геральт взвесил на руке тяжелый, толстый, обросший жирной
коркой томище. Девочка продолжала стоять перед ним, перебирая руками фартучек.
Она была старше, чем ему показалось вначале, – в заблуждение ввела изящная
фигурка, так отличающаяся от ядрененьких тел других посадских девушек,
наверняка ее ровесниц.
Он положил книгу на стол и перевернул тяжелую деревянную
крышку переплета.
– Глянь-ка, Лютик.
– Старшие Руны, – определил бард, заглядывая ему
через плечо и все еще прижимая подкову ко лбу. – Самое древнее письмо,
каким пользовались до введения современного алфавита. Оно исходит от рун эльфов
и гномовых идеограмм. Забавный синтаксис, но так раньше говорили. Интересные
гравюры и виньетки. Нечасто встречается подобное, Геральт, а если и попадается,
то в храмовых библиотеках, а не по деревням на краю света. Откуда это у вас,
уважаемые Дхун и Крапивка? Уж не хотите ли вы сказать, что умеете это читать?
Бабка? Ты умеешь читать Старшие Руны? Ты вообще-то умеешь читать хоть
какие-нибудь руны?
– Чаво-о-о?
Светловолосая девочка подошла к бабке и что-то шепнула ей на
ухо.
– Читать? – старушка показала в улыбке беззубые
десны. – Я? Нет, золотенькие, не обучена.
– Объясните мне, – холодно сказал Геральт,
поворачиваясь к Дхуну и Крапивке, – каким образом вы пользуетесь книгой,
не умея читать руны?
– Самая старшая бабка в селе завсегда знает, што в
книге есть, – угрюмо сказал Дхун. – А тому, што знает, учит молодую,
когда ей уже пора в землю. Сами видите, нашей бабульке уже в сам раз. Тогда
бабка пригрела Лилле и учит ее. Но пока ишшо бабка лучше знает.
– Старая ведьма и молодая ведьма, – буркнул Лютик.
– Если я верно понял, – недоверчиво сказал
Геральт, – бабка знает всю книгу наизусть? Так, да? Бабушка?
– Всю-то нет, где уж там, – ответила бабка опять с
помощью Лилле. – Только то, что около картинки стоит.
– Ага. – Геральт наугад отворил книгу. Различимый
на порванной странице рисунок изображал пятнистую свинью с рогами в форме
лиры. – А ну похвалитесь, бабушка. Что здесь написано?
Бабка зачмокала, вгляделась в гравюру, прикрыла глаза.
– Тур рогатый, либо таурус, – прошамкала
она. – Неучами ошибочно изюбром именуемый. Рога имеет и бодает ними…
– Довольно. Очень хорошо, весьма… – Ведьмак
перевернул несколько слипшихся страниц. – А здесь?
– Потучники и планетники разные. Энти дожжом льют, энти
ветер веют, энти мо́ланьи мечут. Ежели пожелаешь урожай от их ухранить,
возьми нож железный, новый, помёту мышиного три лота, сала серой цапли…
– Браво! Хм… А здесь? Это что?
Гравюра изображала расчехранное страховидло на лошади, с
огромными глазищами и совсем уж непотребными зубищами. В правой руке оно
держало солидных размеров меч, в левой – мешок денег.
– Ведьмак, – промямлила бабка, – некоторыми
ведьмином прозываемый. Вызывать его оченно опасно, токмо тогда надобно, когда
супротив чудищев и поганцев разных ничего поделать уже не можно, ведьмак
справится. Однако ж следить надыть…
– Довольно, – проворчал Геральт. – Довольно,
бабушка. Благодарю.
– Нет-нет, – запротестовал Лютик, ехидно
ухмыльнувшись. – Как там дальше-то? Весьма, весьма интересная книженция!
Говорите, бабушка, говорите.
– Э-э-э… Следить надыть, чтобы к ведьмаку не
прикасаться, ибо от оного запаршиветь можно. И девок от него прятать, потому
ведьмак охоч до них сверх меры…
– Ну точно, ну не в бровь, а в глаз, – засмеялся
поэт, а Лилле, как показалось Геральту, едва заметно улыбнулась.
– …и хоча он весьма до злата жаден, – бормотала
бабка, щуря глаза, – не давать ему больше как за утопца серебряный грош
либо полтора. За котолака два серебряных гроша. За вампира – четыре серебряных
гроша…
– Были ж времена, – проворчал ведьмак. –
Спасибо, бабушка. А теперь покажите нам, где тут о дьяволе речь и что энта
книга вообще о дьяволах говорит. Хотелось бы услышать поболе, любопытно узнать,
каковой метод вы применили супротив оного-то.
– Осторожнее, Геральт, – засмеялся Лютик. –
Начинаешь подражать им. Это заразительно.
Бабка, с трудом сдерживая дрожь в руке, перевернула
несколько страниц. Ведьмак и поэт наклонились над столом.
Действительно, на гравюре фигурировал знакомый уже им
шарометатель, волосатый, хвостатый и зловеще ухмыляющийся.
– Диавол, он же черт, – декламировала
бабка. – Он же рокита, либо сильван, а такоже леший. Супротив скотины и
домашней птицы шкодник великий и паскудный. Кабы захотишь его с поля изгнать,
таково сделай…
– Ну, ну, – проворчал Лютик.
– Возьми орехов лесных пригоршню, – тянула бабка,
водя пальцем по пергаменту, – шаров железных пригоршню другую. Меду
кувшин, дегтю другой. Мыла серого кадку малую, творога другую. Кады диавол
сидит, пойди ночной порой. И зачни есть орехи. Диавол тутоже, лакомый зело,
прибегит и спросит, смачно ли? Тут и дай ему шары-шарики железные…
– А, чтоб вас… – буркнул Лютик. – Чтоб вас
наизнанку вывернуло.
– Тише, – сказал Геральт. – Ну, бабуля,
дальше.
– …зубы выломавши, диавол, увидевши, как ты мед
кушаешь, такоже меду пожелает. Дай оному дегтю, а сам кушай творог. Скоро
услышишь, как у диавола внутри бурчание и сквозение почнется, но сделай вид,
будто ничего такого. А захотит диавол творогу, то дай ему мыла. Апосля мыла уж
диавол не удержит…
– Итак, уважаемые, вы добрались до мыла? – прервал
Геральт с каменным лицом, обернувшись к Дхуну и Крапивке.
– Куда там, – ахнул Крапивка. – Хорошо хоть
до шариков-то. Ох, задал он нам перцу, когда шарики начал грызть…
– А кто велел давать ему столь шариков-то? –
рассмеялся Лютик. – В книге сказано: мол, одну пригоршню. А вы ему цельный
мешок энтих шариков натаскали! Вы ему, диаволу-то, амуниции, почитай, на два
годка без малого натаскали, дурни!
– Осторожней! – усмехнулся ведьмак. –
Начинаешь подражать им. Это заразительно.
– Благодарю.
Геральт быстро поднял голову, заглянул в глаза стоящей рядом
с бабкой девочки. Лилле не отвела взгляда. Глаза у нее были ясные и чертовски
голубые.
– Зачем вы приносите дьяволу жертвы зерном? Ведь видно
же, он – типичное травоядное. Зерна не ест.