Сама девица смотрела на нас во все глаза.
Я снова взяла клешню и вилку. Попыталась выковырять из нее хоть что-то. У меня получилось, и я поскорее отправила в рот бело-розовый кусочек. Он был таким крошечным, что я проглотила его, не ощутив вкуса. Поняла только, что он был соленым. М-да, наши крабовые палочки гораздо вкуснее, а главное – их так много в упаковке!
Но делать подобные заявления при Нике я не решилась. Так и не найдя соуса, она с сосредоточенным видом тоже вытащила микрокусочек и теперь занялась второй клешней.
Я тоже взялась за вторую. Орехокол не сдавался. Он скользил, хрустел не в тех местах, а как только я нашла правильное место, клешня, щелкнув, отскочила и вдруг отлетела в сторону, попав на колени к дядьке-художнику.
Девица расхохоталась. Я вскочила и в сердцах завопила:
– Хватит! Я больше так не могу!
Выхватила кошелек, бросила деньги и побежала к выходу. Вслед мне несся крик художника:
– Ты находишь это смешным?! Может, и меня ты находишь смешным? Я давно заметил, что ты не слушаешь меня!
– Да тебя скучно слушать! И кормить меня лучше надо! – ответила девица. – А хлеб я могу и сама купить.
И она, цокая каблуками, выскочила из ресторана вслед за мной и скрылась в магазине напротив.
Последней вышла Ника.
– Между прочим, – начала она, – у краба много клешней. И в конце концов...
– И в конце концов можно было съесть панцирь и мягкие мерзкие пластины! Но я этого делать не буду! А еще из-за нас люди поссорились, слышала? Сплошное огорчение – эти твои крабы!
Ника поджала губы, но возразить ей было нечего. И тут отворилась дверь магазина напротив, и вышла та самая девица художника. Она откусывала от огромного багета, завернутого в бумагу. Под мышкой она держала еще два. Увидев нас, она улыбнулась и подмигнула:
– Спасибо, девчонки! Давно я мечтала избавиться от этого зануды, да только не хватало как-то запалу. А вы классные! Вот, это я вам купила.
И она протянула нам хлеб. Сказать, что мы набросились на него с жадностью – ничего не сказать.
Глава 15,
в которой Грей уезжает в Лисс
На дверях «Багета» по-прежнему висела табличка «Закрыто». Обеденный перерыв у них явно затянулся.
– Давай-ка не будем к ним ломиться, – решила я, с содроганием вспомнив погоню на Монмартре, – дождемся Грея, заберем телефон, позвоним Жерому. А потом решим, что делать.
На лестнице нас ждал сюрприз. Доминик, одетая в бежевый плащ и какую-то идиотскую кепку с ушками, сидела на лестнице с блокнотом. Я присвистнула. Доминик и правда превратилась в Шерлока Холмса!
Она объяснила, что следит за передвижениями мадам по дому.
Пока, правда, неясно, зачем мадам наши фотографии и откуда (что гораздо важнее!) она берет по утрам вкусные теплые крепы! Но пока Доминик записывает, что и во сколько она делает. Вот, если мы хотим посмотреть...
Но мы отказались, сославшись на усталость, и попросили Доминик продолжить расследование, а если она найдет что-то действительно важное – пусть разбудит нас хоть посреди ночи.
– С ума сошла? – пробормотала я, поднимаясь за Никой. – Она ведь правда разбудит.
– Да ничего она не найдет, – отмахнулась Ника. – Мадам – не дура, чтобы проворачивать свои делишки при этой Шерли Холмс. О, классный был фильм о Шерли, жалко, что старый, я бы туда на пробы сходила. Хочу скорее попасть в кино!
– А я хочу принять душ, – сказала я.
Мы открыли дверь в комнату и ахнули.
Наши вещи валялись на полу. Одеяла скомканы, простыни содраны с кроватей. На столах – и на письменном, и на трельяже – куча мала из вещей.
– Мадам совсем свихнулась?! – завопила Ника, бросая сумочку и кидаясь к выходу.
– Это не она, – мрачно сказала я, придерживая Нику за руку и подводя к своей кровати. На ней валялся мой альбом для рисования. Он был раскрыт, страницы – выдраны.
– Им нужен был рисунок, – сказала я, – и они его нашли. Я же дважды рисовала того мальчишку. Первый рисунок, вполоборота у стены, они забрали.
Ника села на кровать, уставившись на папку.
– Террибл. Импосибл.
– Это точно.
– Что будем делать, хани?
Я не успела ответить.
Доминик вошла к нам без стука и завопила, увидев беспорядок.
– What happened?!
Я пожала плечами. Вопрос был такой же идиотский, как и ее наряд. Разве не видно, что нас обыскали?!
– Have you seen somebody suspicious?
[63]
– подала голос Ника.
Доминик задумчиво нахмурилась. Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Даже сейчас, в такой вот непростой момент, меня очень смешила эта пухляшка в плаще и кепке. Где она их только взяла?
Доминик подумала и сказала, что видела высокого дядьку в желтой куртке, который как раз отходил от нашего дома, когда к нему подошла мадам.
Доминик в это время следила за мадам и пряталась за деревьями.
– Наш бандит, – сказала я Нике мрачно, – а все ты со своими крабами! Вернулись бы сразу домой, ничего бы не случилось!
– Еще неизвестно. Кто знает, что бы случилось, если бы он нас в комнате застал, – ответила Ника.
Снизу послышался голос мадам, и Доминик умчалась следить дальше.
– Будем надеяться, что он не догнал Грея, – сказала Ника.
– Раз обыскал нас – не догнал, – сказала я, поднимая с пола одеяла и футболки. – Да и как его догонишь? Ты же видела, как они несутся.
Мы стали молча убираться.
– Твой Грей не выходит у меня из головы, – призналась Ника, выстроив на трельяже ровным строем свои флакончики.
– У меня тоже... Я даже думаю...
– Привет, девчонки! – послышалось из окна.
– Грей! – крикнули мы хором и бросились раскрывать раму.
Потом втащили Грея. Руки у него были холодные, но он довольно улыбался:
– Сегодня побывал на лучших спотах Парижа, – сообщил он.
– Спот – это где практикуют паркур? – спросила я.
Он кивнул и присвистнул:
– Ну и порядок у вас тут, загляденье просто. Всегда думал, что девушки гораздо аккуратнее парней.
Он бросил выразительный взгляд на розовое пятно на моей толстовке, оставшееся на память от схватки с крабом.
– Когда вы успели-то? Я заходил час назад, у вас чисто было.
– Заходил? – повторила я.
– Ну да. Телефон положил на тумбочку.