Месть фортуны. Фартовая любовь - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 94

— А как она? Приезжала? — приподняла Капка голову.

— Кто? Аннушка? Нет, Капля! Не появилась она. Да и когда? На другой день законники убрали с поля всю картошку. Их тут же вернули в зону. В барак… Эту женщину никто не видел.

— Так и не передали ей то, о чем просил Крутой перед смертью?

— Коль свидеться не удалось, написать решили. Последнее желание кента выполнили. Я то письмо слышал.

— Расскажи! — попросила Задрыга.

— Мы больше не потревожим тебя! Не вторгнемся в твою жизнь и судьбу! Убереги нас Бог, от встреч с такими, как ты! Нас держат в зоне, а среди вольных порхают птахи, подобные тебе! Ты — жива! И, верно, долго будешь жить, кому-то в наказание! Мы — все несчастны тем, что живем в неволе. Но даже здесь мы не приносим горя таким, как ты, мы не теряем веру в людей, не разучились любить, хоть души наши поморожены много раз.

— Ты жива! Но какою ценой заплатил за это спасший тебя? Он умер, даже не услышав благодарности за спасение! Мы понимаем, любовь не выпросить, но человечье должно оставаться в людях! Иначе некому станет спасать достойных, любить так, как была любима ты! Он больше не скажет тебе ничего. Он умер на следующий день, ушел, любя и благославляя, благодаря тебя за смерть. Он ни о чем не сожалел. Ни в чем не упрекал тебя и случай. Он оставил в жизни единственное — свою любовь, заставив ее жить! Ты — не любила! Да и способна ль на такое? Проглядевшая настоящее большое чувство, не сможешь больше найти своего счастья! Живи, мучаясь укором совести, если тебе известна хотя бы она! И знай, когда-нибудь судьба наказывает слепоту! И бессердечность!

— Я больше никогда не слышал об этой Аннушке от зэков. Фартовые северов знают о том случае. Теперь уж вряд ли кто из них кинется спасать фраериху! Они того не стоят. А вот Крутого жаль! Любой из нас мог оказаться на его месте. Хорошо, что миновало нас это горе! Кенты не должны откидываться вот так нелепо! Они уходя остаются в памяти, а Крутого — кто вспомнит, помянет и пожалеет? Разве только кенты назовут вслед дураком. А она даже имени его не знала. Оно ей ни к чему. Тебе я не случайно рассказал именно эту историю. Грустную правду. Ты секи! Какою бы удачливой в фарте не слыла, не прогляди свое. Не упусти, не оттолкни. Не часто люди способны на любовь. О ней многие впустую брешут. Чтоб своего добиться. Настоящее — не в трепе, оно в жизни проявляется, в каждом дне. Его берегут, чтоб не расплескать, не замутить. От чужих глаз и сплетен охраняют. Когда любят, идут на все. Не оглядываясь, не боясь, не сомневаясь! Секи, Капля! Кто много говорит, тот мало любит. Большая любовь — молчание. Ее проверить лишь временем сможешь.

— Ты это к чему? — покраснела Задрыга.

— Я стар. Но не слеп! Доперла? О Короле ботаю! Смотри, не проморгай! Береги его. Не подставляй! Второго такого, как он, судьба уже не подарит.

Задрыга покраснела до макушки. А Лангуст продолжил:

— Ты на своем веку еще много законников встретишь. Одни будут бояться тебя, другие ненавидеть. А вот любить один из сотни сумеет. Усекла?

— Заметано! — кивнула Капка.

— Задрыжка! Ну, как ты здесь канаешь? — просунулась в дверь голова Глыбы, и накрашенный рот, сложившись бантиком, послал воздушный поцелуй.

— Кентушка! А какая выставка была! Вот это да! Только нам линять шустрей пришлось из-за нашей мамзели! — указал Хайло на Глыбу и хохоча добавил:

— Лягавые к ее щетине на мурле присматриваться стали. Хотели уже в угол зажать, чтобы пощупать, да мы вовремя ее сняли из музея, пока нашей кокотке яйцы не откусили мусора!

— Ну, чего возникаешь! Чего бочку катишь на меня? Я от вас внимание отвлекал, пылил мозги ментам! — не соглашался Глыба.

— Да! Лягавых там, хоть задницей хавай, как грязи! Все ходы и выходы пасут. Даже окна стремачат. Всех посетителей сверлят «шарами» насквозь. Ну, мы без помех возникли. Только Хайло сморозил, как всегда. Ему «мусор» на катушки наступил, кент поднял кипеж, — хохотал Глыба, снимая с себя лифчик, набитый ватой.

— Ну и что? Я возник, как все! Не хрен меня давить, как гниду! Я ему напомнил, кто он есть — недоносок старой потаскухи! Пробитый баран, затычка шмары! Выблевок пидера! — вспомнил Хайло.

— Я тебе ботаю! Мы возникли не на лягавого вякать, а по делу! Ты с кипежем пристопорился бы! Не хрен лажаться! — глянул на Хайло Шакал.

— На, пахан! — вытащил из-под кофты музейное блюдо Глыба.

— И вот это! — подал пахану три тарелки Налим.

— Для полной обоймы! — отдал еще три тарелки Чилим и сказал:

— Если б Хайло еще пяток минут позвенел, мы бы все сперли! Он на себя внимание отвлек. Мусора пока его выпихивали, мы немного пощипали выставку! У всех свой норов. Мы частенько так промышляем. Хайло пасть раскрывает. А мы — трясем, — усмехнулся Налим одними губами.

Шакал осекся. А фартовые вспоминали выставку, смеялись.

— Никого из знакомых не застопорили там? — спросила Задрыга.

— Как же? Тоську засекли! Она там торчала. Возле одного — кружила! Нас не узнала, — бросил Шакал глухо.

— Возникнуть к ней надо! — загорелись глаза Задрыги. Девчонка даже села в постели.

— Сами ее распишем! Она нас высветить решила. Я это — нутром почуял! — добавил пахан.

— Вечером к ней нарисуемся! — обронил Чилим.

— Может, не она музейку высветила? Данилу надо дождаться. Он все пронюхает! — пытался охладить кентов Король. Но Шакал отмахнулся.

— Дешевка — эта падла! Мусорам продалась! С чего б кружила там? Да если бы засекла нас, у тебя сомнения посеялись!

— Она на Задрыгу подземку науськала! Честнящей заделалась, — добавил Глыба:

— Теперь лажанулась! Подергают сучку! Без понту клеилась к лягашам.

В хазу, тихо открыв дверь, вошел Данила.

— Съехала «зелень»! Кто-то ее настрополил классно! Меня хотели трамбовать. Во, падлы, недоноски вонючие! — возмущался он. И повернулся к Задрыге:

— Их в подземке не больше двух десятков канает. И это все!

— А эти? Остальные? Накрылись?

— Что ты? Свалили из штолен! Кто куда! Все приклеились к фраерам! С горожанами дышат! Катька — швеей пашет! В общаге место дали! Отмылась, прибарахлилась. На честные башли канает. От меня рыло отвернула, будто и не знала никогда! Зинка — в парикмахерской! Уже не бедствует! Нинка — контролер в бане! Валька — в кондитерском цехе, вместе с Люськой и Зойкой. Шоколад мармеладом заедают. У них своя комната при фабрике. Борька — грузчиком в порт втерся. Башляет файно! В вечернюю школу возник. У него дядя сыскался! К себе забрал. Чего ж раньше, без башлей, не нужен был? А Нюську забрали в интернат. От рахита лечут и от золотухи. Она на повара будет учиться прямо в школе. Симку помнишь? Одноглазую? Так вот эта устроилась на молокозаводе. А Васька с Пашкой в коптильном цехе рыбокомбината приморились. Иные на хазы свалили. К родне. Помирились. Венька к бабке возник. Та все посеяла. Рада, что есть кому дрова рубить. Короче, даже те, кто остались в подземке, вот-вот смоются. Ленку, уж и не секу, как это повезло — в стюардессы забрали. Ведь она всего шесть классов имела! А Ритку? Помнишь, рыжая, шепелявая такая? Ее на медсестру учат! Валерка — в автопарке — ученик слесаря. Димка — на шофера дрессируется. В туннели сплошная мелочь. Но и тех По интернатам обещают разобрать до осени.