– Важно, важно, – настаивала она. – Когда устану, я остановлюсь. Его мать, твоя бедная прабабушка, упокой господи ее душу, была крестьянкой в Караваджо. Часто она ходила собирать тутовые листья для шелковичных червей в рощу, принадлежавшую графам Казати.
– Поменять тебе компресс на голове? – прервал он, чтобы отвлечь ее.
– Делай что хочешь, но дай мне сказать. У этого графа Казати был взрослый сын. Парень во всем нормальный, но один глаз у него был больше другого, огромный, как у вола.
Поэтому его и прозвали Воловий Глаз. Молодой граф Казати скрывал свой недостаток под полями большой черной шляпы, которая закрывала ему пол-лица. Он был хороший юноша, но из-за этого глаза ни маркизы, ни графини, ни другие синьорины не хотели выходить за него замуж.
– Ты не хочешь передохнуть? – Чезаре взял алюминиевый стакан, стоявший на тумбочке. – Пить хочешь?
– Да, глоток воды. – Ей казалось, что она чувствует себя лучше.
Чезаре поднес стакан к ее губам, и она отпила немного.
– А теперь отдохни, – ласково уговаривал он.
– Для этого у меня будет много времени, сынок. – В палате погас общий свет, остались только несколько матовых лампочек. – Ты меня видишь, Чезаре?
– Да, мама.
– Тогда наклонись поближе, я говорю тихо. Этот молодой граф, такой добрый, но при этом несчастный, видя в своей роще в Караваджо ребят, всякий раз бросал им монетки. Девушки его избегали. Только твоя прабабушка имела к нему сострадание и по-христиански жалела его. Когда он здоровался с ней или заговаривал, она притворялась, что не замечает его воловьего глаза. В конце концов граф Казати влюбился в нее, а она в него. Они стали мужем и женой, не будучи повенчаны. Он был без ума от твоей прабабушки и хотел жениться на ней, но родные воспротивились этому. Когда родился твой дедушка, они подкинули его в эту больницу, а несчастную мать младенца отослали в монастырь прислуживать монахиням. Молодой граф Казати умер вскоре после этого на вилле, куда его заключили.
– Какой смысл вспоминать об этих несчастьях? – сказал Чезаре. Мать рассказывала ему какие-то сказки о его семье.
– Даже горе имеет смысл, если помогает понять, кто ты такой. Ты мог быть внуком графа Казати. Провидение так не судило, но все графы Казати на свете не могут помешать тебе иметь в жилах на четверть их кровь.
Если это в самом деле так, то тем горше была эта несправедливость, которая привела ее в эту палату Ка Гранда, чтобы умереть после тяжких трудов и лишений.
– Бывает, – сказал Чезаре, – что найденыши придумывают всякие чудесные истории о своих родителях.
– У твоего дедушки не было нужды выдумывать такие истории. Все, что я тебе сейчас рассказала, я слышала от него самого, а потом от своих кузин. Одна из них была монахиней в том самом монастыре в Караваджо, куда твоя бабушка была послана в услужение.
– А теперь отдохни. Как ты себя чувствуешь?
– Устала, словно работала целые сутки. Все кости ноют, голова болит.
– Но тебе было хуже, – сказал Чезаре, чтобы ободрить ее. – Поначалу ты даже не замечала, что я здесь.
– Мне кажется, я вернулась издалека, оттуда, где мне было хорошо, в тишине и в мире. Мне кажется, что я очень тяжело шла, чтобы дойти сюда. Я была уже на полдороге к той мирной тишине.
– Что ты говоришь?.. – воскликнул Чезаре. Ему казалось, что она опять начинает бредить.
– Только то, что я вернулась сюда с полдороги, чтобы поговорить об этом с тобой. Должна была покаяться в моей вине, в моих грехах.
– Ты? Мне? – В висках у него стучало, сердце яростно колотилось в груди.
– Сколько детей я родила в нищете, – простонала Эльвира. – И в нищете оставляю.
– Думай только, как бы поправиться. А нищета не вечна.
– Нищета – это рабство. Твой отец был уверен, что один сможет изменить нашу жизнь. Но это не так. В одиночку человек ничего не изменит. А нищета остается и плодит все новые несчастья. Твой отец умер, потому что мы были бедны. И я умираю, потому что мы бедны.
– Ты поправишься, – пообещал ей Чезаре.
– На этот раз нет. Что от меня и от моей жизни останется? Я помню себя счастливой девочкой, но ее больше нет. Потом явилась надеявшаяся на счастье девушка – и она ушла навсегда. Вы этого не видели, но когда-то я была счастливой невестой. Где теперь эта юная девушка в свадебном платье до пят? Ты ее помнишь, эту фотографию над нашей постелью?
– Да, мама. – Чезаре хорошо знал этот пожелтевший снимок, висевший дома не стенке.
– Этот красивый парень на снимке и его невеста – их больше нет. Убиты кашлем, лихорадкой, бронхитом, убиты тяжким трудом и нищетой, всей прошедшей жизнью. То, что скоро уйдет в вечность, это не вся моя жизнь, а лишь то, что осталось от нее, убитой нищетой. Ни-ще-той!..
– Нищета уйдет. Я скоро начну зарабатывать достаточно для всех, – пообещал Чезаре.
Горячей от лихорадки рукой мать ощупала компресс на лбу.
– Может быть, тебе и удастся вырваться из нищеты. В твоих голубых глазах есть ум, и ты не знаешь страха. Ты умеешь находить дорогу даже в темноте. Но все равно твоя сестра была погублена негодяем, потому что мы бедны.
– Это неправда, – решительно сказал он.
– Это правда. Какая бы я была мать, если бы не знала, что случается с моими детьми. Неужели ты думал, что я не замечу того, что произошло с твоей сестрой? Но все же господь наказал его.
– Я тоже так думаю, – подтвердил угрюмо Чезаре. – А ты постарайся поправиться. И обещаю тебе, что отныне наша жизнь совершенно изменится. Ты скоро станешь синьорой. У Джузеппины все будет хорошо. Твои дети ни в чем не будут нуждаться, все будут уважать их. Поверь мне, мама!
– Я верю тебе, Чезаре. Ты человек, который умеет держать слово. Но я уже добралась до конечной станции. Я буду следить за вами издалека. А сейчас мой Анджело зовет меня. – Эта слабая и хрупкая женщина, его безропотная и терпеливая мать, учила его умирать, учила, как важно без стенаний и страха встретить это событие, которое происходит в нашей жизни один только раз. – Твой отец ждет меня.
Он не плакал, не ругался, не проклинал, он не произнес ни слова, чтобы хоть на миг удержать ее. Он лишь поцеловал ее с бесконечной любовью и сжал ее холодеющую руку.
Эльвира улыбнулась, но то была ее последняя улыбка, улыбка оставляющей тело души. И Чезаре не сразу понял, что мать улыбается ему и смотрит на него, уже ничего не видя. Потому что она мертва.
Пришла сестра Теотимма, чтобы закрыть ей глаза и прикрыть лицо простыней. Прочитав молитву, она положила руку парню на плечо.
– Твоя мать в царстве господнем и не нуждается больше в нас. Тебе же нужна чашка горячего кофе с молоком. Пойдем, я тебе его сварю.