– Мы все время будем играть? – Он восторженно посмотрел
на нее, и Изабелла улыбнулась.
– Разве вы только этим и занимались?
– Нет, нам еще приходилось писать буквы.
– Это ужасно. – По его виду можно было понять, что он
абсолютно с ней согласен. – Так ты хочешь пойти в школу? – Она не знала, что
будет делать, если он ответит «нет».
– Хорошо. Я попробую. А если мне не понравится, мы
сможем вместе уйти. Джесон может остаться дома со мной.
– Это очень не понравится тете Наташе. Послушай, я
должна тебе кое-что сказать.
– Что?
– Ну, это – часть нашего приключения. Мы должны
сохранять в тайне наше пребывание здесь.
Он взглянул на нее и прошептал:
– Мне надо прятаться в школе?
Стараясь сохранять серьезное выражение, Изабелла нежно взяла
его за ручку.
– Нет, глупенький. Они будут знать, что ты там. Но...
мы не хотим, чтобы кто-либо знал, кто мы такие.
– Да? А почему? – Он удивленно посмотрел на мать, и
Изабелла почувствовала, как ей на сердце снова давит железная гора.
– Потому что так безопаснее. Все думают, что мы еще в
Риме.
– Из-за папы? – Теперь он смотрел на нее большими
грустными глазами.
– Да. Мы будем говорить, что наша фамилия Парелли. И
что мы из Милана.
– Но мы ведь не из Милана, а из Рима. – Он с досадой
посмотрел на мать. – И мы – ди Сан-Грегорио. Папе бы не понравилось, что мы
говорим неправду.
– Мне это тоже не нравится. Но это – часть нашего
секрета, Алессандро. Нам придется так поступить, но совсем ненадолго.
– Потом я смогу назвать в школе свое настоящее имя?
– Может быть, попозже. Но не сейчас, Алессандро
Парелли. Наверное, они никогда и не будут обращаться к тебе по фамилии.
– Лучше бы они этого не делали. Мне она не нравится.
Изабелла чуть не рассмеялась. Скорее всего они назовут его
Алессандро-макаронник, как это сделала Наташа, когда они познакомились.
– Не важно, как они станут называть тебя, милый. Ведь
тебе известно, кто ты.
– Я думаю, это глупо. – Он подобрал ноги под себя и
внимательно наблюдал за приятелем. Джесон усердно завязывал шнурки ботинок,
которые сам только что старательно надел, но перепутал правый ботинок с левым.
– Это не глупо, Алессандро. Так надо. И я очень
рассержусь, если ты кому-нибудь назовешь нашу настоящую фамилию. Если ты
сделаешь это, нам придется уехать отсюда, и мы больше не сможем оставаться с
тетей Наташей и Джесоном.
– Нам придется поехать домой? – с ужасом спросил он. –
Я еще не успел поиграть с поездом.
– Тогда сделай так, как я говорю. Я хочу, чтобы ты
пообещал мне это. Алессандро, ты обещаешь?
– Обещаю.
– Кто ты?
Он вызывающе посмотрел на нее: . – Я – Алессандро...
Парелли. Из Милана.
– Правильно, милый. И помни, я люблю тебя.
До них уже долетал запах яичницы с беконом, которую жарила
Хэтти. А Джесон смущенно смотрел на неправильно обутые ботинки.
– Ты перепутал правый с левым, дружок. – Изабелла
присела, чтобы помочь ему. – Угадай, что будет? Алессандро сегодня пойдет в
школу вместе с тобой.
– Ну да? Ой, здорово!
Изабелла объяснила ему насчет Парелли и что они – их
родственники из Милана. И тут же вспомнила, что надо сказать то же самое и
Алессандро.
– Я – его двоюродный брат? А почему нельзя сказать, что
просто брат? – Алессандро всегда нравилась эта мысль.
– Потому что ты не говоришь по-английски, глупенький.
– А когда научусь, то смогу сказать, что мы – братья?
– Не думай об этом. Давай-ка надевай брюки. И умойся.
Через двадцать минут снизу позвонил Корбет. На мальчиках
были вельветовые брюки, ботинки, рубашки и свитера, шерстяные шапочки и теплые
пальто. Они быстро проглотили завтрак и ушли. Когда дверь за ними закрылась,
Наташа взглянула на свою выгоревшую тенниску и вытерла руки о джинсы.
– Почему-то всегда кончается тем, что на мне остаются
следы того, что он ел. Алессандро выглядит более опрятным.
– Ему хотелось сказать в школе, что он – брат Джесона,
– вздохнула Изабелла.
– Думаешь, он сможет сохранить свою фамилию в тайне? –
вдруг заволновалась Наташа.
– К сожалению, за последние четыре с половиной месяца
он многое узнал об умении хранить тайны, благоразумии, осторожности и
опасности. Он понимает, что первые три необходимы, чтобы избежать последней.
– Весьма серьезный урок для пятилетнего мальчика.
– Так же как и для тридцатидвухлетней женщины, –
добавила Изабелла, и Наташа знала, что она говорит правду.
– Надеюсь, ты это помнишь, макаронная рожица. Я была не
в восторге от того, что ты хочешь выходить. Алессандро – это одно, он просто
никому не известный ребенок. Чего никак нельзя сказать о тебе.
– Но это можно было бы устроить.
– Что ты надумала, пойти к хирургу, сделать
пластическую операцию и приобрести новое лицо?
– Не говори ерунду. Можно вести себя соответствующим
образом, если хочешь, чтобы тебя не заметили. Я могу повязать шарф, надеть
брюки и темное пальто.
– Темные очки, приклеить бороду и усы. Правильно.
Послушай, Изабелла. Сделай мне одолжение. У меня очень слабые нервы. Если ты
собираешься начать бродить по Нью-Йорку, то у меня может произойти нервный
срыв. В таком случае я не смогу закончить книгу, не получу следующий аванс,
авторский гонорар иссякнет, мой издатель меня уволит, а мой ребенок умрет от
голода. Но Изабелла лишь смеялась, слушая ее.
– Наташа, я обожаю тебя.
– Тогда будь хорошей подругой. Сиди дома.
– Я не могу. Ради Бога, Наташа, мне нужен воздух, не
говоря уж ни о чем остальном.
– Я тебе его куплю. И попрошу прислать в твою комнату.
– Наташа улыбнулась, но никогда еще не была более серьезной. – Если ты начнешь
разгуливать по Нью-Йорку, кто-нибудь обязательно узнает тебя. Репортер,
фотограф, какой-нибудь знаток моды.
– Я их не интересую. Только мои коллекции.
– Ты шутишь, дорогая? Не обманывай ни себя, ни меня.
– Поговорим об этом позже.
Так и не решив вопрос о прогулках Изабеллы, они разошлись по
своим делам: Наташа затерялась среди кип бумаг, множества наполовину выпитых
чашек кофе, держа в голове иллюзии и характеры придуманного ею мира; Изабелла
вернулась к своему блокноту с поспешными пометками, к аккуратно сложенным
документам, к длинному перечню тканей, имевшихся сейчас на складе, к образчикам
материи, рисункам моделей. Ни одна из них даже не услышала, как в половине
четвертого дети вернулись домой, и только спустя еще два часа они встретились
на кухне, голодные и уставшие.