Глава 14
Дети отреагировали на известие о беременности Хироко
совершенно по-разному. Тами была в восторге, Кен удивился и встревожился за
Хироко, а Салли не испытывала ни малейшего сочувствия. Ее раздражала забота, с
которой вдруг все стали относиться к Хироко, несмотря на ее проступок.
По этому поводу Салли не раз спорила с матерью.
— Если бы такое случилось со мной, вы с папой убили бы
меня.
Рэйко улыбалась, вспоминая, что Такео говорил то же самое, и
соглашалась с дочерью:
— Вполне возможно, но это разные вещи. Хироко уже
девятнадцать лет, почти двадцать, она находится в ином положении, и потом, она
не наша дочь.
— И все равно это омерзительно — она ведет себя как
Дева Мария, ждущая младенца Иисуса.
— Ради Бога, Салли, будь к ней подобрее. Бедняжка
совсем одинока; оказаться в таком положении, в каком она сейчас, тяжело для
любой девушки.
— Она хоть знает, кто отец ребенка? ч грубо спросила
Салли, и мать нахмурилась.
— Такие вопросы мы не вправе обсуждать. Я хочу сказать
только, что мы должны быть внимательны к ней и помогать ей вырастить ребенка.
— Ну, если вам нужна нянька, на меня не рассчитывайте.
Подумать только, что скажу! мои подруги! — Салли пришла в ужас, но Рэйко
не посочувствовала ей. Такое случалось со множеством девушек во все времена, и
Салли была не вправе бросать камни в родственницу.
— Многое будет зависеть от того, что ты объяснишь
им, — твердо заявила Рэйко.
— Это ни к чему, мама, все и так ясно.
Так оно и было, но мало кто из людей решался высказаться. В
их трудной жизни такое ничтожное событие прошло почти незамеченным. Некоторые,
наоборот, сочли случившееся признаком надежды и новой жизни и думали, что
Хироко повезло Никто не собирался подвергнуть ее остракизму. Кое-кто спрашивал,
когда родится ребенок, большинство отмалчивались, но ни одному человеку не
пришло в голову спросить, кто отец будущего ребенка.
Рэйко и Так попытались расспросить Хироко, Но она
Отказывалась подтвердить их подозрения или опровергнуть их.
В декабре она получила еще несколько писем от Питера. Он
по-прежнему находился в Северной Африке и сообщал, что с ним все в порядке. Он
совершенно не представлял, что стало с Хироко, его письма переполняли
изъявления любви, как и письма Хироко. Она сообщала новости о Рэйко, Таке и
детях, но почти не упоминала о лагере и ни словом не обмолвилась о том, что
ждет ребенка. Питер просил Хироко прислать фотографию, но у нее не оказалось ни
одного снимка, кроме того, на котором они были сняты вместе. Обитателям лагеря
не позволялось иметь фотоаппараты, и потому Хироко не выполнила просьбу Питера.
Годовщина трагедии в Перл-Харборе прошла тихо — везде, кроме
Манзанара, где, как позднее стало известно, пленники устроили бунт. Двоих из
них убили, десятерых ранили. и обитатели лагеря на озере Тьюл притихли,
отрезвленные случившимся. После этого охрана лагеря была усилена.
Все с нетерпением ждали Рождества. Такео преподавал в
старших классах школы, Рэйко целыми днями пропадала в лазарете, помогая
нескольким врачам выхаживать больных гриппом, вырезать аппендициты, лечить
кашель. После двухдневного отдыха Хироко вернулась к работе — теперь она
чувствовала себя совсем здоровой Каждый вечер они с "Таком осуществляли
давнюю задумку: строили кукольный домик для Тами. Так сделал каркас здания и
мебель, а Хироко — украшения, ковры, шторы Несмотря на трудности с материалами,
домик выглядел даже лучше, чем прежний. Такео и Хироко проявили настоящий
талант, находя замену недостающим предметам и материалам.
Кроме того, Так изготовил новые принадлежности для игры в
«монополию» — с помощью Рэйко, потратившей на это немало времени. Для Кена отец
вырезал шахматы. А Рэйко связала прелестный розовый свитер из ангоры для Салли
— шерсть она заказала в Монтгомери, потратив на нее почти всю зарплату.
Рэйко связала свитер и для мужа, а на оставшиеся деньги
заказала ему теплый жакет. Вместе с целым вязальным кружком она готовила
крошечные вещицы, чтобы преподнести их Хироко. Так тайком мастерил колыбель для
ребенка.
На Рождество все были удивлены обилием подарков. Так заказал
для Рэйко по каталогу красивое платье, а Хироко подарила родственникам собственноручно
написанное стихотворение, названное «Зимние бури, летние радуги». Подарки
вызвали бурный восторг у всей семьи.
Но подарком, о котором они мечтали сильнее всего, была
свобода. Несмотря ни на что, Рождество прошло чудесно.
Большинство обитателей лагеря старались не вспоминать, где и
с кем встретили праздник в прошлом году. Старики играли в го, женщины
беседовали и шили, все мечтали и строили планы, навещали крошечные жилища
друзей, украшенные самодельными игрушками и гирляндами. Этих людей держали
взаперти, за изгородью из колючей проволоки, у них отняли почти все, но не
сломили дух. Все пленники были полны решимости не сдаваться — ради себя и друг
друга. Хироко думала об этом, участвуя в рождественском концерте.
На Новый год в столовой устроили танцы, играл джаз, в
который недавно вступил Кен. Хироко пришла послушать музыку, и один из юношей
пригласил ее танцевать. Залившись румянцем, Хироко отказала ему: под широким
пальто ее живот был почти не заметен.
В январе в Сталинграде сдались немецкие части — для
союзников это была важная победа. На озере Тьюл этот месяц прошел без особых
событий, если не считать вспышки гриппа, более сильной, чем предыдущие. Она
продолжалась почти месяц, несколько стариков умерли, другие находились в
кризисном состоянии.
К огромному удивлению всех до единого японце", в конце
января призывные комиссии вновь оказались открытыми для японских мужчин и
юношей, им возвратили «привилегию» добровольной службы в армии. Но Кену уже не
хотелось идти в армию — он не понимал, почему должен служить стране, которая
предала его. Большинство юношей испытывали подобные чувства, их негодование еще
не успело затихнуть, когда в первую неделю февраля власти лагеря заявили, что
пленники должны принести присягу. Для многих интернированных японцев это не
составило труда — все они были преданы США, но Кен и его товарищи
возмутились, — узнав, что от них требуется. Два вопроса присяги особенно
раздражали их: о том, желают ли они служить в вооруженных силах США,
участвовать в сражениях, если им прикажут, и о том, готовы ли они отказаться от
любых связей с Японией или императором, — этот вопрос был особенно
нелепым, ведь большинство из этих японцев никогда не покидали пределов США.
Больше всего Кена и его сверстников приводило в бешенство то, что у них сперва
отняли все права, а теперь спрашивали, желают ли они погибнуть за страну,
которая так обошлась с ними. Целый год Кен отчаянно желал уйти в армию, но
после предательства и заключения в лагере наотрез отказывался служить в войсках
или иначе приносить пользу этой стране.
Из тех же принципов многие ребята отказывались дать
положительный ответ на два упомянутых вопроса и потому вскоре получили прозвище
«нет-нет ребята». Вскоре их начали отправлять в соседнюю тюрьму — их верность
подверглась сомнению.