— Почему ты мне ничего не сказала?
— Я не могла. — Хироко боялась признаться, боялась
навлечь неприятности на Питера. Возможно, ей не позволили бы больше с ним
встречаться. Или хуже того, кто-нибудь мог донести о Питере в ФБР. Эта мысль
вызывала в воображении Хироко всевозможные ужасы.
Смутившись только на минуту, Рэйко продолжила расспросы.
— Это ребенок Питера, верно?
Но Хироко не ответила ей — по тем же самым причинам.
Она боялась и за Питера, и за его дитя. Что, если ребенка
отнимут у нее, едва он родится? Нет, этого не произойдет.
Человек, предки которого в любом поколении были японцами,
подлежит интернированию. Ребенок будет узником, как и его мать. Никто не
разлучит их. Это было единственным утешением Хироко.
— Почему ты не хочешь мне признаться? — пыталась
выяснить Рэйко.
— Я не могу, тетя Рэй, — мягко повторила Хироко,
решив сохранить тайну любой ценой. В каком-то смысле она защищала и Рэйко, не
посвящая в свои дела. Понимая это, Рэйко не стала настаивать, но догадалась,
что Хироко ждет ребенка от Питера.
Она помогла Хироко вновь застегнуть платье и подняла ее.
Хироко тут же покачнулась. Рэйко посадила ее, принесла стакан воды и отшвырнула
прочь отврати-, тельные повязки.
— Не смей больше так делать! — приказала
она. — Так не поступала даже моя мать, а уж она была донельзя
старомодной. — Несмотря на недовольство, Рэйко улыбнулась. Как только
Хироко умудрялась хранить свою тайну все это время, находясь в тюрьме и в
лагере? Рэйко задумалась, знает ли о случившемся Питер, впрочем, даже если бы
знал, ничем не смог бы помочь.
Они медленно отправились к своему жилищу, держась за руки, и
Рэйко наставляла Хироко, говоря, что ей не следует переутомляться, надо как
можно больше есть, заботиться о себе и ребенке. Но поглядывая на Хироко, Рэйко
изумлялась: без повязок ее живот казался огромным, резко контрастируя с хрупкой
фигуркой. Рэйко вдруг испугалась, что Хироко предстоят тяжелые роды, а здесь
нет возможности справиться с осложнениями.
Они тихо вошли в дом, и Хироко ушла в комнату, чтобы лечь в
постель. При виде ее Такео вскинул голову. Он только что закончил делать стол,
которым особенно гордился, и собирался на дежурство в столовую. Вскоре Такео
должен был начать преподавать в школе. Увидев племянницу, он изумленно
приоткрыл рот, не в силах выговорить ни слова, пока через несколько минут к
нему не вышла Рэйко.
— Неужели я стал таким рассеянным? Или ослеп? — Он
был ошеломлен. — В последний раз, когда я видел ее, два дня назад, она
была нормальной, а теперь выглядит, как на шестом или седьмом месяце
беременности — если, конечно, память не подводит меня. Чем же вы заняты в этом
лазарете?
Творите чудеса? А может, я совсем выжил из ума?
— Нет, не в этом дело. — Рэйко задумчиво
улыбнулась, подавая мужу сигарету; приятно видеть его рядом, делиться с ним
тревогами, просто беседовать. Как бы ни был Так разочарован, Рэйко радовалась
обществу мужчины, которого любила двадцать лет, — ее лучшего друга,
партнера. Ее печалило, что Хироко не в состоянии поговорить с отцом своего
ребенка. — Она скрывала это от нас. Так, — объяснила Рэйко, еще не в
силах поверить тому, что сделала с собой Хироко. — Она перевязывала живот
так туго, что чуть не задохнулась. Только Богу известно, как это отразится на
ребенке. Она лишилась чувств, и мы не понимали, что с ней, пока не догадались
раздеть ее. У нее почти остановилось дыхание.
— Бедняжка… Кто же отец ребенка? Неужели я что-то
упустил?
Возможно, у Хироко появился возлюбленный, но Рэйко так не
думала.
— Это мог быть только Питер, — заявила она. —
Хироко ничего не сказала мне. По-моему, она боится. Может, опасается, что мы
начнем обвинять Питера или что у нее отберут ребенка. А может, пытается
защитить нас — не знаю.
— Как думаешь, Питер знает? — Такео задумчиво
затянулся сигаретой — это было одно из немногих оставшихся у него удовольствий.
— Понятия не имею, но вряд ли она призналась ему.
Она ни за что не согласилась бы написать об этом, особенно
если боится признаться даже нам. — Внезапно ее осенила еще одна мысль.
Положение было неловким, но не только для Хироко. — Как думаешь, что
сказать детям?
— Мы можем сказать: у Хироко будет ребенок, мы любим ее
и будем любить ее ребенка — вот и все, — деловито отозвался Так.
Рэйко улыбнулась ему, забавляясь простоте рассуждений мужа.
— Я припомню тебе, если такое же случится с Салли.
— Это совсем другое дело. — Так рассмеялся и
покачал головой, влюбленно глядя на жену. Она во всем умела находить забавное,
и этим часто помогала ему перенести беду. Но Так любил жену не только за
добродушие. — Будь на месте Хироко Салли, я бы убил ее. А Хироко мне не
дочь. — Но тут же он задумался. — Бедная девочк??, сколько она
пережила, а теперь еще это… Вот почему ее так часто тошнило в Танфоране! Но я
даже не мог заподозрить, что она беременна.
— И я тоже, — призналась Рэйко, а затем пристально
взглянула на мужа. — Как думаешь, он женится на ней, если это его ребенок?
Такео ответил не задумываясь.
— Он женился бы на ней в любом случае, Рэй. Он без ума
от Хироко. Вероятно, это его ребенок. Забавно, я несколько раз замечал в их
поведении нечто странное. Да, они так часто и подолгу гуляли, но я и
представить себе не мог, что они решатся на большее. Между ними всегда
существовала странная близость, тесная связь, словно они женаты. Странно, что
Питер не женился на ней перед отъездом.
— Вряд ли она согласилась бы выйти за него без
разрешения отца, — высказала верную догадку Рэйко. В это время Хироко
осторожно вышла из дома и остановилась перед ними:
— Мне очень жаль, — пробормотала она, склонив
голову и сгорая от стыда. Почему-то ей казалось, что она сумеет до конца
сохранить тайну — какая нелепая, детская уверенность!
— Мы любим тебя, — отозвалась Рэйко, обняла ее и с
улыбкой взглянула на ее живот, вспоминая о том, как ждала своих детей. Это были
чудесные времена и для нее, и для Така. Жаль только, что Хироко пришлось
гораздо труднее — рядом с ней родственники, а не муж.
— Когда он родится? — спросил Такео, и Хироко
вновь залилась румянцем. Она боролась со смущением и в то же время была горда и
счастлива, ожидая появления на свет ребенка Питера.
— В феврале, — тихо ответила она, — а может,
в марте.
Такео кивнул и, запрокинув голову, уставился в небо,
вспоминая о собственной жизни, женитьбе, рождении детей… и о Питере. Снова
посмотрев на Хироко, он обнял ее.
— Самое подходящее время — весна, начало новой жизни…
Может, к тому времени для нас все изменится.
— Спасибо, дядя Так, — ответила Хироко, поцеловала
его в щеку и задумалась о Питере, молясь, чтобы ему удалось выжить.