– Еще как… – Ему это было известно лучше, чем кому-либо
другому. Об этом предупреждали его и друзья, и даже политические соперники, да
он и сам знал, на что способна пресса. Историю с шумихой вокруг своей первой
жены он помнил прекрасно.
К семи часам вокруг их дома были уже установлены телекамеры.
А представители одного телеканала прибегли даже к помощи громкоговорителя: они
обратились непосредственно к Грейс, потребовав, чтобы она вышла к ним и дала
интервью. Чарльз тотчас же вызвал полицию, но власти сумели лишь изгнать
репортеров с территории их частной собственности. Теперь вся эта братия
толпилась на противоположной стороне улицы. А две камеры скрывались в кронах
деревьев, и объективы их устремлены были прямо в окна спальни. Чарльз спокойно
направился наверх и задернул шторы. Это была настоящая осада.
– И долго это продлится? – горестно воскликнула
Грейс, когда дети уже спали. Толпа на улице и не думала расходиться.
– Ну, еще какое-то время… Возможно, даже достаточно
долго.
Потом, когда они вдвоем, вконец вымотанные, сидели ;на кухне,
Чарльз осторожно спросил, не хочет ли она выйти и поговорить с ними немного.
Может быть, считал он, ей следовало рассказать всю эту историю по-своему.
– А для чего? Меня больше интересует, можем ли мы
обвинить телекомпанию в распространении клеветы!
– Я ничего пока не знаю. – Он уже успел позвонить
двум виднейшим юристам, занимающимся делами такого рода – но прекрасно понимал,
что их домашний телефон скорее всего уже прослушивается, и не хотел
разговаривать с ними ни из дома, ни тем паче из конторы. По крайней мере сейчас
казалось, что случилось непоправимое.
Наутро репортеры все еще были на своем посту. Имена Чарльза
и Грейс сладострастно обсасывались различными телепрограммами. Грейс мгновенно
«прославилась» на всю страну.
Успели уже взять интервью у двух охранников из Дуайта,
которые в один голос заявляли, что знали ее как облупленную. Но оба были
слишком уж откровенно молоды, и Грейс прекрасно понимала, что это сущий блеф.
– Я их ни разу в глаза не видела! – Она без сил
прислонилась к Чарльзу. Он остался с ней дома, чтобы поддержать ее. Грейс
оказалась в западне. А Эбби наотрез отказывалась вставать с постели. Но друзья
предложили отвезти в школу Эндрю и Мэтта, и Грейс почувствовала облегчение,
когда они уехали. Ей было довольно проблем с Эбби.
А охранники тем временем вешали, что Грейс была членом
тюремной банды «крутых девчонок», и намекали довольно прозрачно на то, что она
баловалась на нарах наркотиками…
– Боже, за что они это делают со мной! – Она
судорожно разрыдалась и закрыла лицо руками. Она ничего не понимала. Зачем всем
этим людям так беззастенчиво обливать ее грязью?
– Грейс, им просто хочется покрасоваться перед
телекамерой! Погреться в лучах славы – пусть сомнительной, но все же… Все очень
просто. Им хочется, чтобы их показали по телевизору – вот как тебя…
– Но я же вовсе не знаменитость! Я домашняя
хозяйка! – наивно воскликнула Грейс.
– А вот в их глазах ты настоящая знаменитость. – В
этих делах Чарльз был куда опытнее.
По другому каналу снова повторяли интервью с шефом полиции.
А в репортаже из Ватсеки некая женщина, утверждавшая, что она была лучшей
школьной подругой Грейс, заявляла, что Грейс все время твердила ей о том, как
она любит своего папочку и как сильно ревнует его к матери. Эту женщину Грейс,
естественно, тоже впервые видела. Но телевизионщики непреклонно, не стесняясь в
средствах, лепили версию «убийства в припадке ревности».
– Кто сошел с ума – все эти люди или я сама? Да эта
женщина вдвое старше меня! Я не знаю вообще, кто она такая! – Даже фамилия
ее была незнакома Грейс.
Затем показали интервью с одним из офицеров, арестовывавших
ее в ночь убийства, – теперь это был уже старик, но Грейс узнала его. Он
признался, что девушка выглядела насмерть перепуганной и что ее трясло с головы
до ног.
– А не показалось ли вам, что она была
изнасилована? – беззастенчиво спросил репортер.
– Об этом нелегко судить с первого взгляда. И потом, я
не доктор, – смущенно отвечал старик. – Но одежды на девочке не было.
– Так она была голая? – Репортер, разыгрывая
потрясение, смотрел прямо в объектив телекамеры.
Старый полицейский кивнул:
– Да, но, по-моему, врачи потом отмели версию об
изнасиловании. Они просто сказали, что она той ночью занималась с кем-то
любовью – ну, может, со своим парнем или еще с кем. Может, отец их застукал.
– Благодарю, сержант Джонсон.
А по другой программе… Грейс просто онемела. Постаревший
Фрэнк Уилле, выглядевший еще отвратительнее, чем двадцать лет назад, –
Грейс слабо изумилась тому, что такое оказалось возможно, – откровенно
заявлял, что Грейс всегда была странным ребенком, что всегда стремилась
завладеть деньгами отца…
– Что??? Да он заграбастал себе все, что у нас было!
Правда, оставалось не так уж много… – отчаянно закричала она Чарльзу, потом в
полном отчаянии запрокинула голову.
– Грейс, возьми себя в руки – нельзя сходить с ума
из-за каждой подлой лживой фразы! Ты должна понять: им не нужна правда! Да с
какой стати?
…Где Дэвид Гласе? Молли больше нет. Почему никто не скажет о
ней доброго слова? Почему никто ее не любит? Ну почему? Почему умерла Молли,
почему исчез Дэвид? Куда он запропастился?!
– Я не могу больше! – Грейс была близка к
истерике. Спастись было невозможно, и это казалось невыносимым. Они затравили
ее, словно дикого зверя, и ей не будет пощады.
– Тебе придется это выдержать, – спокойно ответил
Чарльз. – Учти, это еще долго продлится. – Он прекрасно понимал, что
история эта чересчур шумная и сенсационная, чтобы волнение скоро утихло.
– Но почему, почему я должна это терпеть! – в
слезах спрашивала она.
– Потому что публика любит мясцо с душком. И с
аппетитом его поглощает. Когда я был еще женат на Мишель, бульварные газетенки
постоянно писали о нас – репортеры лгали, стряпали чудовищные сплетни. Они
находили все новые и новые способы помучить ее. Тебе придется смириться.
Такова, к сожалению, жизнь…
– Не могу. Она была кинозвездой, нуждалась во внимании
к своей персоне. Может быть, ей это все было на руку.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что поскольку я
политик, то и мне это выгодно?
Они около часа просидели внизу. Чарльз терпеливо утешал
Грейс, а потом она поднялась наверх и попыталась поговорить с Абигайль. Но та и
слышать ни о чем не желала. В комнате у нее был телевизор, и она была в курсе
последних новостей.
– Как ты могла? Как могла ты делать такие жуткие вещи! –
рыдала Абигайль.
Грейс в ужасе смотрела на дочь.
– Это ложь, – сквозь слезы сказала она. – Да,
я была несчастна, была одинока, была напугана… я боялась отца до судорог… он
колотил меня… он насиловал меня четыре года подряд! И я ничего не могла
поделать. Я даже не собиралась тогда его убивать. Просто так вышло. Я была
словно раненый зверь. Мне нужно было любой ценой спастись… У меня не было
выбора, Эбби. – Она всхлипывала, а Эбби в ужасе смотрела на мать. Девочка
тоже навзрыд плакала. – Но почти все, что наговорили обо мне, –
наглая ложь! -