– Хорошо, хорошо! Президент сказал, что мы самые гадкие
люди, каких он когда-либо видел, и попросил нас убраться из страны
навсегда. – Он хихикнул, а семейство дружно набросилось на него, повторяя,
что это уже не смешно. – Дела так плохи, мои милые, что он советует нам
осесть в Европе…
На самом деле прощание с друзьями, которых за эти шесть лет
у семьи появилось немало, было грустным, но семейство уже вовсю предвкушало
свой европейский вояж, а Эндрю дождаться не мог того дня, когда снова увидится
со своей парижской подружкой…
Чарльз посмотрел на Грейс – теперь уже серьезно.
– Он предложил мне должность полномочного посла
Соединенных Штатов во Франции, – тихо сказал он жене. Дети в это время бесились
на заднем сиденье.
– Что? – Грейс оторопела. – Прямо сейчас?
– В апреле.
– А что ты ответил?
– Сказал, что должен посоветоваться с тобой… со всеми
вами, и он попросил дать ему знать, как только мы что-то решим. Какого ты
мнения?
– Я считаю, что мы самые счастливые из смертных! Мы
везунчики! – отвечала Грейс.
…Да, им повезло: они вышли невредимыми из огня, они вместе,
они счастливы. Но она думала и еще кое о чем.
– А хочешь знать, в чем еще нам с тобой повезло? –
Грейс склонилась к уху Чарльза и перешла на шепот.
– В чем же?
– Кажется, я снова стану мамой… – шепнула Грейс так,
чтобы не слышали дети.
Чарльз громко зашептал в ответ, мало заботясь о том, услышат
ли его на заднем сиденье или нет:
– Когда этот… или эта закончит колледж, мне будет уже
восемьдесят два года! Но может, хватит подсчетов? Как будет, так и будет…
Думаю, этого надо назвать Франсуа.
– Франсуаза… – поправила мужа Грейс, и он расхохотался.
– Согласен на близняшек. Но мы ведь все равно едем, не
так ли?
– Как видишь. А что, не похоже?
Дети на заднем сиденье во весь голос распевали французские
песенки, а Эндрю весь сиял.
– А это ничего, что малыш родится там? –
вполголоса спросил Чарльз. Все же это его немного беспокоило.
– Не-а… – беспечно отвечала Грейс. – Родить в
Париже – что может быть лучше?
– Так это означает «да»? Грейс кивнула:
– Похоже на то.
– Президент сказал еще, что ждет меня назад через
два-три года и что тогда мы всерьез поговорим о следующих выборах. Впрочем, не
знаю. Я вовсе не уверен, что следует снова ввязываться во все это…
– Но может быть, на сей раз нас оставят в покое?
Знаешь, я думаю, мы им уже изрядно надоели.
– Ну, после этой бодяги с фотографиями «Клубничке»
придется туговато… – грустно улыбнулся Чарльз. – У Голдсмита будет полно
работы.
– Мы можем уничтожить их всех. И знаешь, эта идея мне
по душе. – В глазах Грейс мелькнул злобный огонек.
– Мне тоже, – Чарльз поцеловал жену. Сейчас, когда
он слышал развеселое детское пение на заднем сиденье и видел Грейс рядом,
спокойную и умиротворенную, ему казалось, что все происшедшее просто страшный
сон…
– Au revoir, Вашингтон! – закричали дети, когда
машина пересекала Потомак.
А Чарльз смотрел на этот город – город, где столько всего
сбылось и столько надежд разбилось в прах, и прошептал:
– До свидания…
Счастливая Грейс лишь прижималась к мужу и улыбалась, глядя
в окно…