Злой умысел - читать онлайн книгу. Автор: Даниэла Стил cтр.№ 3

– Помочь тебе?

– Со мной все о'кей, – мягко ответила она. – Хочешь пообедать, папа?

– Вряд ли я смог бы еще что-нибудь съесть. Слушай, забудь об этом, а? У тебя был тяжелый день. Почему бы тебе просто не отдохнуть, не расслабиться?

Она кивнула, однако не прекратила заниматься посудой. Тогда он ушел в спальню, а Грейс закончила все дела лишь через час. Остатки еды были убраны, кухня выглядела безукоризненно. Тарелки были в посудомоечной машине, в гостиной было прибрано. Но Грейс продолжала бродить по дому, поправляя картины на стенах, расставляя стулья. Так проще было отвлечься от мыслей о случившемся.

Идя к себе, Грейс машинально отметила, что дверь в спальню отца закрыта. Ей показалось, что она слышит, как он разговаривает по телефону. Она подумала, уж не собирается ли он уходить, закрыла свою дверь и легла на постель, не раздеваясь. Черное платье она заляпала, сидя за столом, но уже застирала это место водой с мылом. Волосы на ощупь напоминали проволоку, губы растрескались, голова казалась свинцовой… Она закрыла глаза, и из-под тяжелых век побежали два ручейка, стекая к ушам.

– Почему, мама? Почему… почему ты меня оставила?

Это было последним предательством. Последним. Ее покинули. Что она теперь будет делать? Кто ей поможет? Одно лишь хорошо – теперь она может уехать и начать в сентябре учебу. Может быть. Если ее примут… И если позволит отец. Но ведь ей незачем теперь тут оставаться. Напротив, теперь есть прямой смысл уехать, а ведь только этого она и хочет.

Она услышала, как отцовская дверь открылась. Он вышел в холл. Позвал ее по имени, но она не ответила. Она слишком устала, чтобы разговаривать с кем-либо – даже с ним. Она просто лежала на постели, оплакивая мать. Потом дверь в его спальню вновь закрылась.

Спустя долгое время она поднялась и пошла в ванную. Собственная ванна, единственная роскошь в ее жизни… Мать позволила ей выкрасить стены в розовый цвет.

…Их домик с тремя спальнями, которым так гордилась мать. Третья спальня предназначалась для сына, которого родители очень хотели. Но он так и не родился, и мать использовала спальню в качестве комнаты для шитья – с тех пор, как Грейс себя помнила.

Она наполнила ванну горячей водой почти до краев и заперла дверь в свою спальню. Потом стащила через голову черное поношенное платье, оставив его прямо на полу, у ног. Потом скинула материнские туфли.

Она медленно опустилась в ванну и закрыла глаза. Грейс и представления не имела о собственной красоте – о том, как длинны и стройны ее ноги, как грациозны бедра, как хороши полные груди… Она ничего этого просто не видела – да ей до всего этого и дела не было. Она просто лежала в воде с закрытыми глазами и ни о чем не думала. Ей казалось, что в голове у нее с тихим шуршанием пересыпается песок. Никаких образов, никаких лиц… она ничего не хотела делать… ничем не хотела быть. Хотелось просто парить в невесомости и ни о чем не думать.

Она осознала, сколько времени провела так, только когда остыла вода. И услышала, что отец стучится в дверь ее спальни.

– Что ты делаешь там, Грейси? Ты в порядке?

– Все прекрасно, – крикнула она из ванной, невольно пробуждаясь от транса. Уже темнело, а она так и не включила свет.

– Выходи. Тебе же будет одиноко.

– Мне хорошо. – Голос ее звучал безжизненно, глаза были пусты, она никого не пускала в мир, где жила. Никому не дозволено было проникнуть в глубину ее души, куда она скрывалась, словно моллюск в раковину, – только там никто не мог ни настичь, ни ранить ее.

Она слышала, как он зовет ее снаружи, и продолжала говорить с ним, обещая, что через несколько минут выйдет. Потом вытерлась, надела джинсы и майку. А поверх всего этого натянула один из своих просторных свитеров – невзирая на жару. И лишь когда была совсем одета, она открыла дверь и направилась на кухню, чтобы достать из машины вымытую посуду. Отец стоял на кухне, любуясь розарием матери. Он обернулся к Грейс и улыбнулся ей:

– Хочешь, пойдем во двор и немного посидим там? Чудный вечер. Посуда может подождать.

– Ничего. Можно и сейчас все сделать.

Он пожал плечами и налил себе пива, а потом вышел и уселся на ступеньки, любуясь игрой светлячков в полутьме. Грейс знала, что сейчас во дворе очень красиво, но не хотела смотреть – она не желала помнить этот вечер. Ничего, ни единой детали – подобно тому, как не хотела помнить день смерти матери и то, как жалобно просила та Грейс быть доброй к отцу… Вот о чем все время думала больная… о нем… для нее ничего не имело значения, кроме его счастья.

Убрав посуду в шкаф, Грейс вернулась к себе и снова легла, не выключая света. Она все еще не могла привыкнуть к тишине. Все ждала, что вот-вот раздастся голос матери – ведь последние два дня она только его и слышала: больная часто просыпалась от боли. Но Эллен Адамс больше не чувствует боли – ей никогда, никогда больше не будет больно. Она успокоилась. Тишина – вот все, что от нее осталось.

В десять часов Грейс надела ночную сорочку, оставив джинсы, маечку и свитер прямо на полу у постели. Потом заперла двери и легла на кровать. Больше нечего было, делать. Она не хотела ни читать, ни смотреть телевизор… Вся работа по дому была переделана. И ухаживать больше было не за кем. Ей хотелось просто заснуть и позабыть все, что случилось… похороны… соболезнования друзей… аромат прощальных цветов… речь священника на кладбище. Ведь на самом деле никто не знал мать, не знал никого из них – и саму Грейс тоже… Да им, в сущности, и не было до них никакого дела. Все, что они знали и хотели знать, было их собственными иллюзиями…

– Грейси… – Она услышала, как отец тихонько стучится в двери ее спальни. – Грейси… дорогая… ты не спишь?

Она слышала голос отца, но не отвечала. А о чем им было говорить? О том, как скучают они по матери? Как дорога она им была? А зачем? Это не вернет ее. Ничто ее не вернет. Грейс просто молча лежала на постели в своей старенькой розовой сорочке из нейлона.

Даже услышав, как отец тихонько поворачивает дверную ручку, Грейс не шевельнулась. Она ведь заперла двери. Она делала так всегда. В школе девчонки даже дразнили ее за такую стыдливость. Она запирала за собой двери везде и всегда. Лишь так могла она быть уверена, что ее никто не потревожит.

– Грейси…

Он все еще стоял у ее двери, преисполненный решимости не позволить ей в одиночестве предаваться горю, голос его звучал нежно и тепло. Но она лишь молча уставилась на дверь, ни слова не говоря.

– Ну-ну, детка… впусти меня, и мы поговорим… нам обоим тяжело сейчас… ну-ну, дорогая… я хочу помочь тебе.

Она и пальцем не шевельнула. На этот раз он дернул за ручку посильнее.

– Дорогая, не заставляй меня ломать дверь – ты знаешь, я это сумею… А теперь будь паинькой и впусти меня.