Они вернулись в его комнату, выключили свет и лежали в
постели, глядя на раскаленные угли в камине.
Они снова предались любви, а потом уснули в объятиях друг
друга; их мечты осуществились, тела слились воедино, их жизни связались так
прочно, как если бы они поженились в эту ночь. Это была настоящая брачная ночь,
а на следующее утро их уже ждал завтрак на подносах в гостиной миссис Уитмен.
Зоя накинула на голое тело атласный пеньюар цвета слоновой кости и пошла за
Саймоном вниз, смеясь от счастья.
— Грешить не так уж плохо, а? — прошептала она, с
аппетитом поглощая горячие булочки с черникой. Она передала булочку Саймону и
налила ему кофе. Ей казалось, что он — ее первый мужчина. Она так давно была
женой Клейтона — и вот теперь принадлежит другому. Саймон лишь улыбнулся и
покачал головой.
— Я вовсе не чувствую себя грешником. Я чувствую себя
твоим мужем.
— А я себя — твоей женой, — тихо сказала она и
посмотрела на него; в ее взгляде можно было прочесть все, что она чувствовала.
Не говоря ни слова, он взял ее на руки и понес наверх; булочки остались
недоеденными, кофе — забытым…
Глава 39
За последующие две недели отношения между ними совершенно
изменились. Они принадлежали друг другу — и знали об этом. Единственным
препятствием, которое им предстояло преодолеть, было предстоящее знакомство Зои
с его родителями. Она нервничала, думая о встрече с ними, но он успокаивал ее,
как мог, а однажды, в пятницу вечером, объявил, что договорился с матерью, что
приведет ее ужинать.
— И что же она сказала?
На Зое было новое черное платье. Она не скрывала своей
тревоги, он же не предупредил ее, чтобы не пугать заранее; он просто сказал,
что они пойдут куда-нибудь. Но сейчас вдруг, несмотря на все то, что произошло
между ними две недели назад у миссис Уитмен, она снова почувствовала себя
молодой девушкой, испугавшейся предстоящей встречи с его матерью.
— Ты действительно хочешь знать, что она
сказала? — Он засмеялся. — Она спросила меня, еврейка ли ты.
— Погоди… ты еще увидишь, что будет, когда она услышит
мой акцент. Когда она выяснит, что я — русская, она сойдет с ума!
— Не говори глупости.
Но Зоя оказалась права. Едва Саймон представил их друг
другу, его мать нахмурилась.
— Зоя Эндрюс? Что это за имя? У вас в роду есть
русские? — Она предположила, что ее назвали в честь бабушки или
какой-нибудь дальней родственницы. Мать была почти такой же высокой, как
Саймон, и на Зою смотрела сверху вниз.
— Нет, миссис Хирш. — Зоя не сводила с нее своих
больших зеленых глаз, молясь в душе, чтобы буря не разыгралась. — Я сама
русская.
— Вы русская? — Она переспросила Зою на ее родном
языке, и Зоя улыбнулась: это был крестьянский говор, который она слышала в
детстве, и на мгновение она вспомнила Федора и его милую жену Людмилу.
— Я русская, — снова подтвердила она, на сей раз
тоже по-русски, с плавной дикцией и уравновешенностью, именно так, как говорили
в свете. Она ожидала, что пожилая женщина мгновенно узнает этот выговор и
скорее всего возненавидит ее еще больше.
— Откуда вы родом? — Допрос продолжался, и Саймон
беспомощно смотрел на своего отца, который тоже внимательно наблюдал за Зоей.
Он одобрил выбор сына: Зоя была привлекательной женщиной, явно благородного
происхождения и с хорошими манерами. Да, Саймон сделал правильный выбор, но
отец-то знал, что остановить Софью, мать Саймона, было невозможно.
— Из Санкт-Петербурга, — ответила Зоя, мягко
улыбаясь.
— Из Санкт-Петербурга? — Это произвело на Софью
впечатление, но она скорей бы умерла, чем призналась в этом. — И как ваша
фамилия?
Впервые в жизни Зоя порадовалась, что она не Романова, хотя
и ее фамилия была не многим лучше.
Она чуть не рассмеялась, глядя на великаншу в ситцевом
домашнем халате. Руки у Софьи были почти как у мужчины, отчего Зоя еще больше
чувствовала себя ребенком.
— Юсупова. Зоя Константиновна Юсупова.
— Почему бы нам не поговорить сидя? — неловко
предложил Саймон, но его мать не собиралась сдавать позиции и не сделала ни
шагу к стульям с прямыми спинками, стоявшим в небольшой квартире на
Хьюстон-стрит.
— Когда вы приехали сюда?
Саймон в душе застонал. Он-то знал, что последует за этим.
— После войны, мадам. Я уехала в Париж после
революции. — Не имело смысла скрывать, кем она была.
Ей только было жаль Саймона, с несчастным видом слушавшего
перепалку между своей матерью и женщиной, на которой он хотел жениться. Но они
знали, что теперь уже ничто не разъединит их, ведь они были близки и душой, и
телом.
— Значит, вас вышвырнули из страны после революции?
Зоя улыбнулась.
— Полагаю, можно сказать и так. Я уехала с моей
бабушкой, — тут ее глаза стали серьезными, — после того, как перебили
всю мою семью.
— Так же, как и мою, — резко сказала Софья Хирш,
Их фамилия была Хиршовы, но офицер иммиграционной службы на Эллис-Айленде был
настолько ленив, что не дописал последние буквы — и без дальнейших церемоний
они стали Хиршами. — Мои родные погибли во время погромов, их перебили
царские казаки. — Еще ребенком Зоя слышала рассказы об этом, но не могла и
помыслить, что когда-нибудь ей придется убедиться в достоверности этих
рассказов.
— Очень вам сочувствую.
— Ммм… — Мать Саймона сверкнула глазами и удалилась на
кухню. А когда ужин был готов, отец зажег свечи и прочел молитву. Мать Саймона
сохраняла в доме культ кошерной пищи и приготовила традиционный шаллах, который
подавали с ритуальным вином. Все это было для Зои в новинку.
— Ты знаешь, что такое кошер? — спросил Саймон во
время ужина.
— Нет… я… да… ну… не совсем. — Они продолжали
говорить по-русски, но Зоя чувствовала себя неловко из-за того, что плохо знала
еврейские традиции. «Нельзя пить молоко вместе с мясом». Больше она ничего не
могла вспомнить. Но тут мать снова покосилась в сторону сына. Она называла его
Шимон и говорила с ним на идиш, а не по-русски.
— Все продукты должны храниться и приготовляться
раздельно. Молочные продукты не должны соприкасаться с мясными. — Для
этого у них имелись отдельные тарелки, а при теперешнем их благосостоянии было
даже две плиты. Зоя с трудом понимала все эти объяснения, но чувствовала, что
Софья очень гордится своей приверженностью Талмуду. Она с гордостью посмотрела
на своего сына и изрекла:
— Он такой умный, что мог бы стать раввином. А что
делает он?
Он идет на Седьмую авеню и выбрасывает своих родственников
из бизнеса.
— Мама, это не правда, — улыбнулся Саймон. —
Папа отошел от дел так же, как дядя Джо и дядя Исаак.