— Ради тебя, дитя мое, он готов и не на такое. —
Федор был фанатично предан им, и она знала: Зоя будет в полной безопасности,
пока он рядом.
Зоя решила согласиться, чтобы успокоить бабушку.
— Только скажи ему, чтобы не вылез ненароком на сцену.
— Не бойся, не вылезет.
Взяв такси, они поехали в «Гранд опера». Зою сразу же подхватила
и завертела царившая в театре суета: шла подготовка к приезду генерала Першинга
и его штаба. Зоя знала, что и «Опера комик», и «Комеди Франсез» давали
спектакли в честь генерала — Париж раскрывал ему объятия.
В этот вечер она танцевала как никогда. Присутствие
Нижинского окрыляло ее. Сам Дягилев сказал ей в антракте несколько
одобрительных слов. Она была в таком упоении и так полно отдавалась танцу, что
и не заметила, как подошел к концу спектакль и опустился занавес. Ей бы
хотелось, чтобы этот вечер продолжался бесконечно. Выйдя на поклоны, она потом
вместе с остальными балеринами ушла переодеваться и разгримировываться. Еще
очень не скоро она станет примой и получит отдельную уборную, но ее это мало
беспокоило. Она мечтала танцевать в балете, и мечта ее осуществилась, а
остальное не имело значения. И, медленно развязывая ленты на атласных пуантах,
Зоя была горда собой. И даже стертые в кровь пальцы показались ей слишком
ничтожной платой за ту радость, которую она испытала сегодня. А про генерала
Першинга она и не вспоминала: танец занимал все ее мысли и чувства… И потому
удивилась, услышав слова вошедшего в комнату репетитора:
— Вы все приглашены на прием к генералу Першингу. Вас
отвезут туда на армейских грузовиках. — С горделивой любовью репетитор
оглядела своих питомиц: они поработали на славу. — Всем
шампанского! — добавила она с улыбкой, и сразу вся уборная заполнилась
говором и смехом.
С появлением американцев Париж ожил: бесконечной чередой шли
празднества, званые вечера, спектакли, приемы… И тут Зоя вспомнила, что ее ждет
Федор. Ей до смерти хотелось вместе со всеми отправиться на прием, несмотря на
все бабушкины страхи.
Она выскользнула из уборной и у двери, ведущей на сцену,
увидела Федора, стоявшего там с несчастным видом. Он выглядел необыкновенно
нелепо в окружении мужчин в трико и женщин в балетных пачках.
Толпа полуодетых, ярко накрашенных людей явно приводила его
в смятение.
— Федор, я должна вместе со всеми поехать на прием… —
сказала она, — а тебя взять с собой не могу. Ты поезжай к бабушке, а я
вернусь домой сама — как только сумею.
— Нет, барышня, — покачал головой он. — Я
обещал Евгении Петровне, что привезу вас домой.
— Но ты же не можешь идти к генералу! —
воскликнула Зоя. — Со мной ничего не случится!
— Евгения Петровна будут гневаться.
— Ничего. Я ей сама все объясню.
— Нет, барышня, я уж вас дождусь. — Федор говорил
так непреклонно, что Зое захотелось заплакать с досады. Ей совершенно не нужен
был провожатый — этакая бородатая дуэнья. Она хотела быть как все: она уже
взрослая, ей восемнадцать лет… А вдруг — если ей повезет — с нею заговорит сам
Нижинский?.. Или Сергей Павлович захочет продолжить беседу?.. Эти люди
интересовали ее больше, чем офицеры-американцы.
Но прежде надо было уговорить Федора не ждать ее, а
вернуться домой. В конце концов ей это удалось, и старый слуга согласился
оставить ее, хоть и продолжал твердить, что Евгения Петровна «будут очень
недовольны».
— Говорю тебе, я ей все сама объясню!
— Ладно, барышня, — вздохнул Федор, поклонился и
побрел к выходу.
— С кем это т л, Зоя? — спросила ее какая-то
балерина.
— Да так, старый знакомый нашей семьи.
Зоя улыбнулась. Никто в театре не знал, как она живет,
никому не было до этого дела, никто не расспрашивал, какими путями пришла она в
труппу.
Здесь людей не интересовало ничего, кроме балета…
Федор, стоявший возле нее как на карауле, был нелеп, и она с
облегчением вздохнула, когда его массивная фигура скрылась из виду. Теперь
можно было со спокойной душой переодеваться для приема.
Артисты в прекрасном настроении, еще немного подогретом
шампанским, разместились по автомобилям и, распевая старые русские песни,
пересекли мост Александра III. У дома, где остановился Першинг, песни после
неоднократных просьб смолкли.
Но генерал — высокий, стройный, в полной парадной форме
встречавший гостей в отделанном мрамором вестибюле, — казался человеком
приветливым и добродушным. Сердце Зои сжалось — особняк, занимаемый Першингом,
напомнил ей дворцы Санкт-Петербурга: мраморный пол, колонны, широкая лестница
были словно из той, прежней жизни, которая еще не успела изгладиться из ее
памяти.
Гостей проводили в бальную залу с зеркальными стенами и
мраморным камином в стиле Людовика XV.
Зоя вновь почувствовала себя совсем юной, когда рассевшийся
по местам военный оркестр заиграл медленный вальс. Гостей стали обносить
шампанским.
Зоя едва не разрыдалась от нахлынувших чувств и поспешила
выйти в примыкавший к залу сад.
Там она молча остановилась возле статуи Родена, жалея, что
приехала сюда, как вдруг за спиной у нее в теплом вечернем воздухе мягко
прозвучал незнакомый голос:
— Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен,
мадемуазель? — Это, несомненно, был американец, хотя говорил он на
безукоризненном французском языке.
Обернувшись, Зоя увидела высокого привлекательного мужчину с
седеющей головой и блестящими синими глазами. Первое, что мелькнуло у нее в
голове:
«Он — добрый». Офицер посмотрел на нее с безмолвным
вопросом, когда она покачала головой, а потом спросил, заметив, очевидно, еще
не высохшие слезы у нее на глазах:
— Что-нибудь случилось?
Зоя все так же молча покачала головой и поспешно вытерла
глаза. На ней было простое белое платье, подаренное в прошлом году
императрицей, — едва ли не единственное из тех, что они успели взять с
собой.
Оно очень шло ей. Что она могла объяснить этому американцу?
Уж лучше бы он ушел, оставив ее наедине с воспоминаниями. Однако офицер
неотрывно смотрел ей в глаза и даже не думал уходить.
— Здесь так хорошо… — сумела она выдавить из себя и
сейчас же подумала о своей убогой квартирке возле Пале-Рояль, о том, как
переменилась ее жизнь, как не соответствует она этому роскошному особняку.
— Вы, должно быть, из труппы русского балета?
— Да, — улыбнулась она, надеясь, что он забудет
про ее слезы. Из зала долетали звуки вальса, и она с гордостью произнесла,
думая, что ей все-таки очень и очень повезло:
— Правда, Нижинский был сегодня великолепен?
Смущенно улыбнувшись, американец подошел чуть ближе, и Зоя
заметила, как он высок ростом и хорош собой.